— Нет. — В ответе товарища, как показалось Эгару, прозвучало что-то вроде огорчения. — Не погиб. Выжил даже у Гэллоус-Гэп, а уж там-то — Уранн свидетель — полегли многие. Да и место было подходящее для достойной смерти. Другого такого я не знаю.

Теперь усмехнулся уже Эгар. Только получилось совсем невесело.

— А вместо этого мы все заделались героями, — криво улыбнулся Марнак. — И ты, и я, и даже твой друг-извращенец.

— Послушай, он мне вовсе не…

— А потом глядь — мы уже деремся друг с другом. И все бы ладно, но… — Беспомощный жест. — Старость. Такое чувство, как будто колесо прошло круг и начинает новый. И снова молодые махаки поехали в Ихелтет, спеша встать в поредевший строй и не представляя даже, что их там ждет.

— Да, помню. — Больше всего раздражали тогда сияющие счастливые лица юных рекрутов, так напоминающие его собственное десятью годами ранее. — Чудные времена.

— А ты помнишь ту карусель, что кириаты поставили в Инвале? — Марнак стащил шапку, почесал голову. — Ту, с деревянными лошадками?

— Помню. Сам катался на ней пару раз.

— А знаешь, что бывает, когда эта штуковина останавливается? Ты сидишь, привыкая к тому, что мир больше не кружится, а вокруг новые лица, по большей части детские, и все горят желанием поскорее залезть на этих лошадок. Ты сидишь и не знаешь, хочешь сойти или остаться, сделать еще круг, а потом вдруг как обухом по голове… — Марнак нахлобучил шапку, взглянул искоса на Эгара. — Ты вдруг понимаешь, что не хочешь этого. Ты даже не уверен, что тебе вообще это понравилось.

Они рассмеялись, открыто и громко. Напряжение слетело. Негромкие человеческие звуки недолго повисели над бескрайним простором и растворились в растянувшейся до горизонта тишине, ушли в ветер, как капли мочи в землю.

— Знаешь, — сказал Марнак, ощутив, наверно, гнет тишины и не желая уступать ей, — а я однажды сломал эту Дурацкую лошадку. Не рассказывал? Свалился и сломал. Они еще требовали денег на починку, половину недельного жалованья. А когда я отказался, даже вызвали городскую стражу. Так ты не слыхал?

Вообще-то Эгар слышал историю не раз, но сейчас лишь покачал головой, давая приятелю возможность погрузиться в прошлое, еще раз пережить веселое приключение с лазанием по стенам, прыжками с крыши на крышу, погонями, вторжением в гарем и еще кое-какими деталями, придуманными Марнаком по ходу повествования. В былые времена они садились вокруг костра и точно так же слушали затертые, всем знакомые легенды о Такаваче и Добродетельной Русалке.

Когда Марнак закончил — благополучным бегством через реку и своевременным, до рассвета, возвращением в казармы, — когда смех их снова высушил и унес ветер, вождь кивнул и вытащил из запасников собственную историю. О том, как не вовремя вернувшийся домой имперский рыцарь обнаружил тогда еще молодого Эгара в постели со всеми своими четырьмя женами.

— И знаешь, что больше всего его возмутило? Знаешь, что он орал, стоя перед кроватью и размахивая этой своей игрушечной сабелькой? Что, мол, да, Откровение позволяет мужчине иметь до шести жен, но оно категорически запрещает забавляться больше чем с одной зараз. — Эгар бросил поводья и раскинул руки. — Ну откуда ж мне было знать?

Смех.

И еще одна история.

В конце концов они подъехали к могиле Эркана. Разговоры прекратились. Мужчины переглянулись. На пару часов они смогли отвлечься, забыть, куда направлялись, но теперь время вышло. Эгар спешился.

— Спасибо за компанию.

— Мм…

Марнак огляделся. Небольшой холм, одинокое кривоватое деревце с запутавшимся в голых ветках клубком солнца. Неуютное место. Место не для живых.

— Не беспокойся, — негромко сказал Эгар. — Он был хорошим человеком при жизни — не сделает ничего плохого и теперь.

Марнак поморщился. Не все махаки придерживались того мнения, что хорошие люди обязательно становятся хорошими духами. Духа нужно ублажать, независимо от его происхождения, ритуалы требуется блюсти. Так говорил шаман. Никто не объяснял толком, почему должно быть именно так, но общее мнение сходилось на том, что отступление от традиций чревато большими неприятностями как для самого нарушителя, так и для всего клана.

— Ладно, трогай. Если постараешься, успеешь вернуться домой до ночи. — Марнак развернул коня. — И вот что. Если Сула спросит, скажи, что последние полмили я прошел пешком, ладно?

Марнак усмехнулся через плечо.

— Ладно.

Он щелкнул языком, пришпорил коня, перевел его сначала на рысь, а потом и в галоп. Вскоре всадник и лошадь превратились в точку, которая постепенно растворилась во мраке. Эгар вздохнул и повернулся к могиле родителя.

Ничего особенного она собой не представляла. Зимой земля в степи твердая, копать трудно, так что могила получилась неглубокая. Сверху ее завалили камнями, на сбор которых ушел целый день. В изножье поставили традиционную пирамидку, раскрашенную цветами скаранакских кланов и защищенную железными талисманами, развешанными на плетях из буйволовой кожи. Камни посыпали лепестками степной розы и крокуса, в изголовье посадили саженец карликового дуба, чтобы со временем тень защищала Эркана от летнего зноя.

За прошедшее время краски поблекли, а висевшие над головой голые ветки выросшего дерева напоминали руки скелета. Остались только железные украшения, хотя — Эгар прищурился — двух-трех талисманов все же не хватало. Похоже, их украли за прошедший год.

— Воронакские негодяи, — пробормотал он.

Других здесь не бывает, только разведчики с юга. Он видел могильные обереги воронаков в ихелтетских музеях, но никогда не мог вразумительно объяснить, почему это вызывает у него такую злость. В империи терпимо относились к другим верованиям, но за этой терпимостью ощущалось высокомерное превосходство цивилизованных сторонников Откровения. В конечном счете им было наплевать на чужие чувства, и его это неизменно бесило.

Ладно, давай-ка займемся делом.

Он оставил коня пощипывать травку невдалеке от могилы, откупорил привезенную с собой фляжку с рисовым вином и, держа ее в руке, постоял над могилой.

— Привет, отец, — вслух сказал Эгар. — Принес тебе кое-что особенное.

Ответом ему был лишь порыв ветра.

— Хорошая штука. Я только ее на юге и пил. В таверне, что возле бухты, рядом с домом Имраны. Тебе бы там тоже понравилось. Место шумное, много парней с верфи, а они любят строить из себя героев. Дверь откроешь — и перед тобой море. — Он помолчал, глядя на каменную пирамидку. — Хотел бы я показать тебе море.

Эгар моргнул. Прокашлялся.

— Даже не верится, что теперь это вино продают в Ишлин-Ичане. Вот я и прихватил. Обошлось, конечно, недешево, но я же вождь. Могу себе позволить!

Расслабься, Эг. Впереди целая ночь, а солнце еще не зашло.

Он поднял фляжку, наклонил и, держа над землей, принялся поливать могилу, описывая рукой небольшие круги. Рисовое вино растекалось по камням, сбегая в темные щели между ними. Когда фляжка опустела, он вытряхнул последние капли и осторожно поставил ее у основания пирамиды. Рука замерла. Эгар повернул голову, прислушиваясь к ветру. Потом резко выпрямился. Поморщился — то ли от внезапной боли в костях, то ли от чего-то еще. Он снова откашлялся.