Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда в 7:15 его жена услышала о том, что через сорок пять минут границу снова закроют, они оба в это поверили. Супруги все бросили и отправились вместе с детьми к ближайшему КПП на Инвалиденштрассе. Семья Зелло добралась до него пешком без десяти минут восемь и увидела, что пешеходная зона перед входом переполнена людьми. Очевидно, что они бы не успели оказаться в голове очереди к 8:00.
Толпа людей воспользовалась новым путем через бывшую полосу смерти, чтобы перейти с одной стороны Берлина на другую после открытия передвижения (SBM, Photo 0008–12158; фотография Лотара Шольца).
Но тут Зелло заметил, что автомобили преодолевают КПП гораздо быстрее. Его настрой в тот день и уверенность в том, что границу действительно закроют, были настолько сильны, что Зелло, размахивая руками, выскочил на полосу для автомобилей прямо перед чьей-то машиной. Водитель затормозил, и Зелло начал умолять его подвезти их, объясняя, что им «хочется показать детям, где живет бабушка». Мать Зелло приезжала к ним, но дети ни разу не навещали ее на Западе, и Зелло надеялся устроить для детей такой праздник «хотя бы раз в жизни». Показав на толпу людей, ожидавших у пешеходного пропускного пункта, Зелло убедил водителя, что только он теперь способен помочь его семье выбраться за границу до ее повторного закрытия. Тот согласился и провез их через пропускной пункт к таксофону на Западе, чтобы они могли позвонить матери Зелло и попросить ее приехать за ними.
Зелло не обязательно было бросаться наперерез едущей машине. План по восстановлению контроля на границе к 8:00 оказался невыполнимым. Наплыв людей был попросту слишком большим, а коллапс режима – необратимым.
Пока Зелло стоял у таксофона в Западном Берлине и набирал номер матери, на другом конце города Марк Казнец – правая рука Тома Брокау – возвращался в гостиницу. Прошедшей ночью он помог взять немало часов интервью у разных людей, в основном у подножия Стены. Над его головой люди начали отламывать (зубилами, молотками и даже голыми руками) кусочки Стены на сувениры, поднимая облака серой пыли. Зайдя в ванную комнату в номере отеля, он посмотрел в зеркало и увидел толстый слой похожей на мел пыли, покрывшей лицо. Он склонился над раковиной, чтобы умыться, прокручивая в памяти невероятные события минувшей ночи. Глядя, как «серая грязная дрянь» сходит с лица и водоворотом устремляется вниз, он поймал себя на мысли, что смотрит, как Берлинская стена буквально уносится в сточную трубу.
В течение следующих трех суток Западный Берлин и ФРГ посетило до трех миллионов граждан ГДР. КПП Борнхольмер не только открылся первым из всех переходов, но и пропустил больше всего людей. Официально, как отчитались представителям Штази Егер и его подчиненные, в ночь с 9 на 10 ноября через их пропускной пункт на Запад прошло около двадцати тысяч человек и порядка тысячи автомобилей. Настоящее их количество почти наверняка было еще больше. Кто-то из сотрудников КПП Борнхольмер оптимистично записал, что каждый из двадцати тысяч пешеходов и пассажиров около шестисот автомобилей вернулся обратно.
На следующий день цифры в отчетах были выше: только через КПП Борнхольмер в Западный Берлин направились приблизительно 120 000 пешеходов и почти 5000 автомобилей, а всего их оказалось, соответственно, свыше 500 000 и более 26 000. Другие пограничные переходы тоже рапортовали о тысячах пешеходов и машин, покидающих ГДР. В одном внутреннем отчете Штази говорится, что многие из них не вернулись, что привело к сокращению численности населения.
До последнего стараясь сохранить контроль над передвижением своих жителей, режим продолжал настаивать на необходимости заявлений для получения виз. Сообщалось, что таковых к 15 ноября было выдано свыше пяти миллионов, хотя трудно сказать, насколько восточногерманские чиновники преувеличили этот показатель, чтобы создать ложное впечатление повсеместного соблюдения правил. Западноберлинская газета Tagesspiegel писала, что органы ГДР, отвечающие за выдачу виз, «перегружены» и не могут оформлять их достаточно быстро, поэтому, очевидно, многие восточные немцы все еще считали, что режим имеет над ними власть.
Воинские подразделения находились в состоянии боевой готовности до 11 ноября, когда руководство страны отменило ее, равно как и требование ко всем сотрудникам Штази оставаться на дежурстве. Только 14 ноября ГДР окончательно упразднила двусмысленность насчет стрельбы на границе, запретив данную практику. Собачьи вольеры сохранялись до декабря 1989-го, когда власти приказали их разобрать. Дальнейшая судьба бедных животных неизвестна – но если она соответствовала тому, как к ним ранее относились пограничники, то, вероятно, была столь же чудовищной и бесчеловечной, как и сама Стена.
Эпилог
Насилие и победа, доверие и триумфализм
Он не из тех,
кто обернется снова,
когда все решено.
Падение Берлинской стены не только было обусловлено крайне маловероятной чередой перипетий, но и спровоцировало новые события – чрезвычайно важные и охватившие огромные территории. Хотя Горбачев никогда не считал конец раздела Германии назревшим вопросом, обстоятельства 9 ноября внезапно сделали его таковым. Главам других стран тоже пришлось пересмотреть свои приоритеты и быстро определиться с последующими шагами. Как будто выстрел стартового пистолета неожиданно дал сигнал к началу гонки, в которой не собирался участвовать ни один мировой лидер: гонки за определение политического устройства Европы после холодной войны.
Джордж Буш-старший сообща с Гельмутом Колем действовали оперативно и решительно, стремясь принести в этой гонке победу Вашингтону и Бонну, которые бы обеспечили себе решающую роль в формировании Европы и трансатлантических отношений после краха Стены. Их главная цель, которой они мастерски достигли, заключалась в том, чтобы сохранить ощутимое присутствие США в Европе после холодной войны и распространить существующие западные институты на восток, а также, как выразился заместитель советника по национальной безопасности (а позже – министр обороны) Роберт Гейтс, «откупиться от Советов». Хотя на публике Буш произнес фразу о «новом мировом порядке», в частных беседах, обсуждая стратегию, он пользовался языком, более подходившим для старомодной жесткой политики. Когда он встретился с Колем в Кэмп-Дэвиде в феврале 1990 года и встал вопрос о компромиссе с Москвой, Буш ответил: «Черта с два! Мы взяли верх, а они нет. Мы не можем позволить Советам неожиданно перехватить победу». Буш и Коль договорились в первую очередь о том, чтобы альянс