Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще одним способом поиска справедливости для бывших восточных немцев стал суд общественного мнения. Этот путь выбрал Роланд Ян. Десятого ноября, после того как он помог сообщать новости о падении Стены и отпраздновал событие в «Кукушкином яйце», Ян поехал в родной город Йена. Он хотел (впервые после своего выдворения из ГДР в 1983 году) посетить дом родителей – и вскоре сделал это. Но у него на уме были и дела посерьезнее. В очередную поездку – в близлежащий город Гера, где он сидел в тюрьме, – Ян взял с собой съемочную группу. Вместе с коллегами они вышли на одного из бывших дознавателей Штази, который спросил: «Что, теперь вы жаждете мести?» Ян ответил просто: «Нет, справедливости». Ян снял и выпустил множество новостных и документальных сюжетов, раскрывающих заурядность, пошлость и продажность бывших властей ГДР. Он и Марианна Биртлер – активистка из Гефсиманской церкви, каталогизировавшая случаи жестокости полиции, – стали, соответственно, вторым и третьим директорами Архива Штази в объединенной Германии. Первым же этот архив возглавлял еще один бывший диссидент – Йоахим Гаук, который в 2012 году занял пост федерального президента ФРГ.
Оба бывших соратника Яна – Арам Радомски и Зигги Шефке – нашли себя в объединенной Германии. Наконец-то они смогли получить признание и материальное вознаграждение за свои труды. Радомски конвертировал талант подпольного фотожурналиста в бизнес, основав успешную компанию по производству фотообоев. Шефке тоже воспользовался опытом корреспондента под прикрытием, чтобы сделать карьеру после падения Стены. Он переехал из Берлина в Лейпциг, согласившись работать на региональном канале, а примерно через двадцать лет после открытия границы вместе с женой и детьми пустился в погоню за американской мечтой. Семья Шефке купила дом в Майами, штат Флорида, влюбившись в этот город во время отпуска. А еще Шефке сделал себе подарок – элегантный черный «мерседес». Когда друзья из числа бывших диссидентов подшучивали над его любовью к предметам роскоши, он отвечал, что помогал совершить революцию вовсе не для того, чтобы продолжать ездить на автомобиле с двухцилиндровым двигателем.
Среди тех, кто преуспел после падения Стены, были также Том Брокау и продюсеры Nightly News. Они продолжили свои и без того успешные карьеры в сфере новостей, хотя, как это ни удивительно, не получили «Эмми» за эксклюзивные репортажи 9–10 ноября 1989 года. Возможно, что людям, определявшим победителей, падение Стены казалось чем-то неотвратимым, а решение NBC отправить съемочную группу в разделенный Берлин – очевидным, а не прозорливым.
Бывшие слуги восточногерманского и советского режимов после краха Стены столкнулись с собственными трудностями. Гельмут Хаккенберг – секретарь лейпцигского отдела партии, приказавший войскам занять оборонительную позицию 9 октября, – по-видимому, почти сразу после тех событий пережил нервный срыв. Герхард Лаутер, основной автор текста, приведшего к открытию границы, переехал из Берлина в Лейпциг после того, как его работодатель – министерство внутренних дел – прекратил существование вместе с ГДР; он остался убежденным приверженцем коммунистических идеалов. В Лейпциге он долгое время занимался юридической практикой, пока не вышел на пенсию и не переехал в скромную квартиру на окраине города. Заместитель советского посла Игорь Максимычев вернулся в Москву и сел за написание книг о европейской политике. Его младший коллега Владимир Гринин продолжил дипломатическую карьеру и вновь оказался в бывшем посольстве СССР на Унтер-ден-Линден в Берлине в 2010 году – уже как посол России. А Владимир Путин – офицер отдела КГБ в Дрездене – уехал на родину, полный сожалений о том, как «Советский Союз утратил свое положение в Европе». Он начал политическую карьеру, желая вернуть России как минимум то ее место, которое ей – по его мнению – принадлежало по праву.
Дальнейшее политическое восхождение Путина было исключением из правил: все-таки большинство людей, прямо связанных с драматическими событиями 9 ноября, ушли из публичной сферы и вели ничем не примечательную жизнь после того, как пыль (буквально) улеглась. Часть восточных немцев разочаровалась в повседневной реальности капитализма. В обществе возникла неожиданная ностальгия по характерной для ГДР стабильности, пусть последняя и сопровождалась известными ограничениями. Но как Дурс Грюнбайн – один из самых успешных писателей, вышедших из Восточной Германии, – предположил в своем эссе о Борнхольмер-штрассе через девятнадцать лет после падения Стены, наследие событий, произошедших там 9 ноября, означало, что назад дороги нет. Открытие границы стало точкой невозврата в распаде системы холодной войны.
Непосредственные участники были практически забыты – причем не только современниками. Более поздние исследователи принимали за чистую монету утверждение Кренца, что произошедшее было его заслугой. В этом нарративе восточные немцы предстают пассивными получателями блага, дарованного им сверху властями. Один из вариантов этой идеи сводится к тому, что подробный план открытия границы появился после речи Рональда Рейгана в Берлине в 1987 году, в которой он призвал Михаила Горбачева «снести эту стену». А те ученые, которые признают хаотичность процесса открытия границы, все равно преуменьшают значение роли граждан, равно как и мирной революции 1989 года. Как считают представители этого лагеря ученых, если бы жители Лейпцига не вышли на марш по кольцевой дороге 9 октября или если бы Стена не пала 9 ноября, то это все равно случилось бы на следующий день или чуть позже. По их логике то, как именно эти события происходили, не имеет большого значения.
Свидетельства, представленные в этой книге, показывают, насколько ошибочны подобные взгляды. Падение Стены не было подарком от политических элит – восточногерманских или каких-либо других, и оно никоим образом не было предопределено. Открытие границ стало результатом совокупности действий непосредственных участников (и их незаурядной смелости) и случайных событий. Все эти факторы сложились в четкой, но совершенно незапланированной последовательности. А масштабная – и успешная – мирная революция, в рамках которой пала Стена, была поистине редким явлением, которое следует внимательно изучать, а не списывать со счетов. История 1989 года демонстрирует то, как много элементов должны сложиться определенным образом, чтобы подобная революция достигла цели.
Мы должны не полагаться на ложные допущения о том, что все было неминуемо и предначертано, а помнить предупреждение Марка Блока о пристрастности ретроспективного взгляда. Парадокс неожиданных событий, таких как падение Стены, заключается в том, что они представляют собой маловероятные исходы – однако, случившись, кажутся неизбежными.