Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он последний раз икнул, судорожно пожал руки юношам и умер с улыбкой на губах, прошептав последнее в жизни слово: «Франция».
* * *
И на завтра, и в последующие дни шел снег. Одинокий дом был заблокирован куда сильнее, чем когда-либо. Мягкий, неслежавшийся снег стал непреодолимым барьером, даже для Джо Салливана, несравненного пешехода, которому были хорошо известны все самые глухие уголки Черепашьих гор. Новости могли прийти только с сильными морозами. Они сцементируют снег и позволят ходить на снегоступах.
Впрочем, даже если бы связи с внешним миром были доступны, трое братьев, потерявшие из-за ранений возможность передвигаться, были неспособны что-либо предпринять.
Нечувствительные к физической боли, но неотступно, до страдания, преследуемые мыслью о возможной гибели Луи Риэля, они проклинали свое бездействие и изнуряли себя нервным возбуждением и тревогой.
Между тем Боб со своей самоотверженной дружбой и контрабандист, выказывавший строгую симпатию, старались развлекать и утешать их.
– Хэллоу! – повторял то и дело ковбой. – Разве вы не сделали больше, чем в человеческих силах, для его спасения…
– …И англичане никогда не осмелятся его убить, – добавил Джо Салливан, вероятно не веривший ни одному своему слову.
Олд Вумен, вынужденная после возвращения мужа пить больше воду, а не виски, сделалась уступчивее. Однажды, натощак, она даже отделалась от своей обычной злобности и обратила внимание на своих гостей.
Пожалуй, только энергичной, очаровательной Кейт удавалось оторвать юношей от мрачной заботы, осложнявшейся нервным возбуждением и задерживавшей выздоровление.
Проворная, игривая, как птичка, грациозная девушка была душой дома, оживлявшегося ее звонким щебетаньем, освещаемого цветом ее глаз с нежным отблеском барвинка. А еще ей словно предназначено было стать неутомимой и преданной сиделкой раненым братьям, которых она почти не покидала. Братья ее просто обожали.
И постепенно, так сказать, не замечая того, она стала Жаку и Франсуа младшей сестрой: избалованной, лелеемой, нежно любимой. В то же время Жан, сильно смущаясь и немного краснея при виде девушки, всегда называл ее «мадемуазель». Только это было совсем несущественно. Как раз напротив, считал Боб. Он это ясно читал в сердцах канадца и милой американки, а поэтому любил повторять в душе: «Это закончится свадьбой!»
Медленно тянулись дни, недели и долгие зимние месяцы. Здоровье возвращалось к гостям Одинокого дома, а вместе со здоровьем – сила.
Братья начали делать короткие прогулки на снегоступах, незаменимой для северян обуви. В ней они могут преодолевать без особого труда обширные снежные равнины.
Январь только что закончился. Через несколько дней братья смогут без особого труда и безопасно добраться до ближайшей железнодорожной станции.
Но снедаемый бездельем Джо Салливан опередил братьев. Однажды вечером он вернулся после полусуточного отсутствия с целой пачкой старых газет, давностью в несколько месяцев. Почта давно уже переслала их в Делорейн, а вместе с ними – письмо с адресом, написанным крупными, неумело выведенными буквами.
– Ага! Новости! – воскликнул Жан, бросаясь к газетам с протянутыми руками.
Но, увидев помрачневшее лицо Джо, побледнел и добавил:
– Плохие, не так ли?
– Увы! – ответил контрабандист.
– Луи Риэль?
– Умер!.. Юридически говоря: убит… Одиннадцатого ноября прошлого года… К стыду канадских властей и английского правительства!
Отчаянным криком, в котором смешались и гнев, и боль, встретили это известие Жак и Франсуа, присоединившиеся к старшему брату.
– Бедный мученик! – сдавленным голосом вторил им Жан.
– Вы хорошо сказали: мученик, – добавил Боб, разделявший скорбь своих друзей. – Но вы могли бы назвать его героем… одним из героев долга и самоотречения, смерть которого, и даже, может быть, больше, чем жизнь, обеспечит торжество справедливости и свободы.
– А письмо? – прервал Франсуа долгое и мучительное молчание.
– Это от дяди Перро! – воскликнул старший из Буа-Брюле, вскрыв конверт.
– Дядя Перро! Лишь бы с ним не случилось какого-либо несчастья…
– Надеюсь, что нет. Но дорогой нам человек очень нуждается в нас… Правда, до него трудно добраться… Слушайте:
«Горный округ Free-Russia[104], Карибу (Британская Колумбия),
1 ноября 1885 года.
Мои дорогие дети!
Узнал о ваших несчастьях, но – увы! – слишком поздно, чтобы добраться к вам и взять на себя свою часть ваших тягот. Сегодня вы остались одни, без поддержки, без денег, и превратились, несомненно, в изгнанников. Я, ваш естественный опекун, люблю вас как отец. По получении настоящего письма, отправляйтесь ко мне. Здесь вы будете в безопасности, и никто не вздумает вас тревожить.
С другой стороны, в отсутствие моих братьев Эсташа и Малыша Андре, уехавших в настоящее время в форт Нулато, мне очень нужны честные и неустрашимые люди. Как управляющий шахтой «Свободная Россия» и поверенный в делах наших дорогих друзей гг. де Клене, Арно и Богданова я пребываю в постоянном страхе; я остался один на этом почетном посту; мне угрожают негодяи, которые хотят нас устранить или того хуже.
Когда нас будет четверо, мы заменим армию.
Сердечно обнимаю вас всех троих.
Ваш любящий дядя,
P.S. На ваши дорожные расходы посылаю вам несколько долларов. Надеюсь, что они дойдут до вас вместе с письмом».
– И это всё? – спросил Франсуа.
– Всё! – ответил Жан.
– Ну, и что вы намерены делать? – поинтересовался Джо Салливан.
– Поедем, как только дорога станет свободной. Когда все опасности будут предотвращены, мы вернемся.
– Баран!
– Нет, коза!
– Ну нет же, нет!
– А я говорю – да!
– Полно, дружище, оставьте вашу самоуверенность, это все-таки баран.