– Ты прав, братец! Охота не приведет к потере долларов, если только полковник не покинул страну. Что до охоты на гризли, ты знаешь, я от нее без ума, почти так же, как от охоты на человека.

– Прекрасно!.. Тогда поторопимся. Медведь не должен быть далеко. Он возвращается в берлогу после ночного пиршества.

Всего в ста метрах цепочка следов круто поворачивала в великолепный сосновый бор, где виднелась куча странным образом нагроможденных камней. У основания этой кучи зияло черное отверстие, широкое и высокое. В него, конечно, и пролез медведь, потому что его шаги отпечатались на снегу, надутом ветром даже внутрь пещеры.

– Вот где находится логово старого плута, – вполголоса сказал Джонатан. – Надо заставить его выйти наружу и застрелить.

– Не сходя с места? – спросил Джо Салливан, коренастый и удивительно сильный мужчина маленького роста, подвижный как белка.

– Ты этого не хотел бы! Я люблю охоту, но предпочитаю не подвергаться излишнему риску. В любом случае я хотел бы обезопасить свою шкуру…

– Тогда что же ты хочешь сделать?

– Зажечь перед пещерой костер из сосен и выкурить гризли. Он должен показаться здесь, потому что у пещеры нет другого выхода.

– А потом?

– Как только дым потянется в пещеру, мы взберемся каждый на свою сосну и подстрелим зверя, не подвергаясь ни малейшей опасности.

План был выполнен немедленно, и серый медведь, неприятно пораженный дымом, хлынувшим в его обиталище, вышел наружу, кашляя и рыча во всю глотку.

Внезапно его необыкновенно чувствительное обоняние просигналило зверю о присутствии врага. Рычание внезапно сменилось яростным ревом, потому что медведь свирепый, чтобы вернее узаконить свое прозвище, готов на всё в состоянии беспрерывной неистовой злобы.

Две пули вылетели из карабинов с расстояния в каких-нибудь десять метров; одна попала медведю в голову, другая просвистела мимо плеча. Зверь устрашающе заревел. Тогда он заметил охотников, забравшихся на толстые суки. Удостоверившись в этом, медведь начал заходиться в бесполезном гневе, потому что гризли, в отличие от других своих собратьев, не умеют лазать по деревьям.

Джонатан и его компаньон, очень опытные стрелки, хотя и стесненные неудобной позицией, невозмутимо вели огонь из своего автоматического оружия, позволившего им изрешетить противника. Вскоре медведь, поражаемый раз за разом в главные жизненные органы, упал в агонии. Последняя пуля, направленная в висок, прекратила его конвульсии. Зверь застыл в неподвижности.

Компаньоны, убедившись в его кончине, осторожно спустились и приблизились к туше, держа карабины наготове, если вдруг произойдет неожиданное воскрешение. Это была излишняя предосторожность: гризли навсегда ушел из жизни.

Тогда охотники вынули свои тесаки и принялись свежевать еще теплого зверя, что значительно облегчало работу и позволяло за сравнительно короткое время снять шкуру, весившую больше восьмидесяти килограммов.

Необыкновенно чувствительное обоняние просигналило зверю о присутствии врага

– Хм! Чертовски худой гризли, – заметил Джонатан.

– Окорока будут неважного качества.

– Согласен! Он однако обильно поужинал нынешней ночью… Вон как раздулся у него живот.

– Если ты вскроешь живот, можно будет узнать, чем питается серый медведь в такую погоду, как в эти дни, когда в Черепашьих горах поселился постоянный голод.

Одним движением Джонатан вскрыл грудную клетку, показалась перепончатая сумка[101] в форме волынки огромного размера, раздутой до невозможности.

– Желудок, – сказал Джонатан.

Второй надрез вспорол оболочку, и из сумки вывалилась под напором густая красноватая магма, состоящая из различных субстанций, жадно проглоченных монстром. Она растекалась по снегу, источая кисловатый запах.

– Что за чертовщину поглощает эта сволочь, – продолжил Джонатан, шевеля ужасную смесь своим ножом.

– Кости… волосы!..

– Длинные волосы… Ты прав… Раздробленные пальцы… Сплющенное кольцо…

– Пуговицы… фрагменты ткани… лоскутья кожаного пояса, кусочки подтяжек.

– Черт возьми! Гризли сожрал человека.

– И человека, имевшего при себе большой пакет бумажных денег…

– Что?

– Вот эта зеленоватая масса, – объяснил Джо, теперь копавшийся в желудочной массе пальцами. – возможно, была зеленью… Можно различить даже буквы, как мне кажется… Посмотри-ка… К несчастью, все эти деньги теперь превратились в паштет.

– Банковские билеты! – сдавленным голосом вскрикнул Джонатан. – Верно… Боюсь осознать! Человека медведь растерзал в клочья и сожрал в пещере. Пойдем туда… Может быть, найдем хоть что-то, что поможет нам подтвердить наше предположение…

Вооружившись головешкой, которой он расшевеливал пламя костра, Джо проник в берлогу и удивленно вскрикнул при виде пары искромсанных сапог, из которых торчали две ноги, срезанные чуть выше лодыжек.

– Ноги джентльмена, – сказал Джо, внутренне забавляясь смущенным видом своего сообщника.

– Карабин… еще заряженный… револьвер… На эбонитовой рукоятке выгравировано имя.

– Что за имя?

– Тьфу! Гореть мне в аду… Там написано: «Фэрфилд!»

– Твой воришка, мой бедный Джонатан!.. Твой воришка, стреляный воробей, а позволил поймать себя как corne verte[102]. Какое невезение! Украсть десять тысяч долларов у друга и встретить гризли, который срубал вас с аппетитом… изголодавшегося медведя. Он даже пожевал пару сапог, а на десерт сглотнул сверток с банковской зеленью. Давай, Джонатан, запишем это в прибыли и убытки, а потом постараемся добраться до Одинокого дома.

Подавленный Джонатан и слегка ироничный Джо Салливан в основном догадались о разыгравшейся драме, увидев останки, полученные при вскрытии мертвого серого медведя.

Комментарии были бойкими, и Джонатан, расходившийся всё больше и больше, уже не знал, кого проклинать больше: полковника, похитившего небольшое состояние, или стопоходящее животное, пожравшее как вора, так и украденное.

Хотя бы банковские билеты сохранили однородность, достаточную для сохранения их в обороте! Но как быстро утешился Джонатан ужасной смертью своего сообщника! Но этот скот гризли всё слопал с неслыханной прожорливостью, даже не сознавая, что совершает преступление «оскорбление сейфа».