Хаттерас был уже близко, и его глядящие на залив дома походили на сказочные кукольные домики.

– Послушай, – продолжал Руфус, – ты хочешь сказать, что дашь нам свободно, без шума убраться с парома? Уехать в закат? И не станешь мстить? После всего, что мы тебе сделали?

– Мне нужна только Вайолет.

– Что ж, думаю, ты это заслужил.

– Эй, пап, что такое?

– Заткни рот, сынок, – прошипела Максин.

– Посмотри мне в глаза и скажи, что не станешь нас преследовать.

Я посмотрел в его пустые масляно-черные глаза и сказал то, что он хотел услышать.

Потом повернулся к «Импале» и вдруг вспомнил. Обернулся:

– Что с Элизабет Лансинг?

Лютер только улыбнулся.

Я сидел за рулем «Импалы». Берег Хаттераса быстро приближался, но внутри у меня все кипело.

Я не собирался гоняться за Кайтами, съехав с парома. Какого черта? Я хотел покончить с ними здесь и сейчас, если только это не создаст опасности для других пассажиров.

Двигатели стихали – мы подходили к острову.

Мои мысли обратились к Бет, но я твердо отодвинул их в сторону. Ближайшие часы потребуют моего полного внимания. И если я переживу их, времени для скорби будет в избытке.

Вайолет резко вздохнула. Я оглянулся – ее веки затрепетали, глаза открылись. Мертвые глаза. Пустые. Как будто ей только что открылась некая ужасная правда.

Уткнувшись лицом в виниловое сиденье, она заплакала.

Двигатели умолкли совсем.

Я перебрался на заднее сиденье, несмело погладил ее по волосам:

– Вайолет, мы на пароме и вот-вот причалим к Хаттерасу.

Она подняла голову и посмотрела на меня:

– Как вам удалось выжить?

– Сам не понимаю.

Стекло разлетелось вдребезги.

Мы оба вздрогнули.

Что-то тяжело грохнулось на ветровое стекло.

Капитан парома распластался на приборной доске, забрызгав салон красными, как бургундское, каплями.

Я быстро вытер глаза от крови. В смотровом салоне прогремели еще три выстрела. Судя по звуку, палили из дробовика.

И тут же в разных местах затрещало оружие помельче.

Послышались крики.

Что-то тяжелое громыхнуло по крыше «Импалы».

По заднему стеклу потекла кровь.

В комнате отдыха кто-то застонал и позвал на помощь.

Из «Шеви», растерянно оглядываясь, выбрался водитель в мятом костюме. Я окликнул его через разбитое окно. Он посмотрел на меня и рассеянно двинулся к носу баржи, глядя недоверчиво по сторонам, как будто попал вдруг в кино. Приблизившись к баку, внезапно остановился, дал задний ход и вдруг упал на колени.

С револьвером в руке к нему подошел Руфус.

Бизнесмен поднял руки, показывая, что сдается.

Я не видел, как он умер, – слышал только негромкий хлопок, потому что в этот самый момент открыл дверцу и вывалился на палубу между машиной и поручнем.

– Оставайся здесь! – бросил я Вайолет.

– Что происходит?

– Они убивают всех, кто есть на пароме.

Я захлопнул дверцу и пополз дальше между машинами и поручнем, а потом оглянулся и увидел на продавленной крыше «Импалы» распростершегося, словно громадная мина, мертвого члена команды.

Сбоку, из затянутого дымом салона, два окна которого по правому борту были разбиты, появилась Максин. Похожая в своем черном пальто на демоницу, она держала в руках тот самый помповый дробовик, который я видел в кабине пикапа.

На втором уровне ее встретил спустившийся из рубки Лютер.

Руфус сунул руки в карманы кожаной куртки – скорее всего, у него кончились патроны.

Я замер. Ни силы, ни воли не осталось. Меня вырвало последней выпитой за двадцать четыре часа жидкостью.

Сесть и сидеть, и пусть они убивают друг друга? Пусть забирают Вайолет?

Увидев, что Максин и Лютер вместе спускаются по лестнице, я вскочил и бросился на Руфуса. Старик поднял голову, когда нас разделяло не больше десяти шагов. Он все еще возился с рассыпавшимися по палубе патронами, но, увидев меня, вскинул руку, направил дуло мне между глаз и выстрелил. Мы оба услышали сухой щелчок – осечка. Я ударил его в лицо и почувствовал, как ломаются хрупкие кости. Руфус споткнулся о только что убитого им мужчину и упал. Но от кормы ко мне уже бежали Лютер и Максин. Я метнулся на другую сторону и укрылся между надстройкой и пикапом Кайтов, притаившись за передним левым колесом.

Я открыл барабан.

Руфусу удалось вставить только два патрона. Если б он успел спустить курок еще раз, я был бы мертв или умирал.

Находясь у левого борта, я смог заглянуть в смотровой салон. Два силуэта сидели, привалившись друг к другу. Стекло у них за спиной треснуло и отливало красным в лучах раннего солнца. Налетевший порыв ветра обрушил остававшиеся осколки на палубу.

Я осторожно выглянул из-за старенького «Джипа».

Максин и Лютер помогали Руфусу подняться.

Я взял Лютера на мушку и дважды выстрелил.

Он посмотрел в моем направлении. Ветер взметнул черные, как вороново крыло, волосы и швырнул их в белое, словно кость, лицо. Эхо выстрелов быстро разлетелось и так же быстро стихло над водой. Родители окружили его с обеих сторон. Максин подняла рубашку.

Я слышал, как Лютер говорит что-то.

Его мать с ревом вскочила, держа в руке дробовик, и направилась к «Доджу». В ее бездушных глазах бушевало пламя. За ней потащился Руфус.

Я отполз к корме, снова миновав темно-синюю «Хонду». Стекло пробила одна-единственная пуля, угодившая в щеку спавшему водителю.

Щелчок за спиной заставил меня обернуться – стоявшая между поручнем и машинами Максин целилась в меня из дробовика.

Я упал на капот и перекатился на другую сторону.

Дробовик грохнул, стекло разлетелось, металлические шарики ударили по металлу.

Старуха уже приготовилась сделать второй выстрел, и я метнулся к лестнице и взлетел к заднему входу на второй уровень.

Дверь была открыта.

Ряды стульев посередине, еще больше вдоль окон.

Мертвая пара слева.

Они так и остались сидеть.

Им выстрелили из дробовика в лицо, и теперь их было не узнать.

Еще одна пара на полу. Кровавое пятно там, где они надеялись спрятаться.

Треснувшее стекло, и яркое розовое солнце за ним.

На пароме воцарилась тишина. Маневровые двигатели работали на холостом ходу, сама же баржа еще двигалась по инерции вперед.