Лодка чёрной тенью неслышно скользнула по тихой воде и скоро исчезла в сгустившемся вечернем тумане.

А в предрассветный час она устало ткнулась носом в песчаную отмель далеко ниже Киева, у Берестянской пущи.

Когда солнце взошло над верхушками деревьев, оно увидело на лесной дороге троих кудесников. Избор возвращался к себе на заимку, а с ним – Хорсослав с Добросветом, молодым жрецом, которого прежде называли Степко. Они шли молиться Перуну и прочим Богам, чтобы те не оставили Русь в беде, помогли Святославу разбить хазар, а Киеву дали лад и разумение.

Путь волхвов пролегал мимо небольшого – в несколько землянок – огнищанского поселения. Узрев кудесников, из крайнего двора выбежала пожилая женщина, на ходу отряхивая от муки передник.

– Погодите, честные кудесники! – окликнула она.

Волхвы остановились. Женщина стала говорить, запинаясь то ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения.

– Примите от меня дар простой – мешок проса да рыбы солёной. А спросите у Богов, живы ли муж мой и сын ненаглядный? Тоскую я и плачу все дни, вестей от них не имея…

Избор огладил свою бороду, переглянулся с другими кудесниками.

– Принеси-ка, жена, воды. Да не бойся, неси ведро до краёв полное!

Огнищанка метнулась под навес, где у неё стояла бочка с наношенной с утра свежей водой. Зачерпнула ведро, так что через края полилось, принесла кудесникам и ковш захватила – пейте, отцы, сколько надобно!

Однако Избор ковша не взял, а пристально стал глядеть в воду. Потом провёл над ней рукой, как бы протирая невидимое зерцало.

– Наклонись и ты, жена, посмотри!

Огнищанка наклонилась, вглядываясь.

И вдруг увидела в той воде степь широкую с курганами, и увидела, как травы по ней волнуются-расстилаются. И едут по ним всадники – воины киевские, а крайний слева – муж её Звенислав, и сынок Вышеслав едет рядышком. Обернулся тут Звенислав к сыну, что-то рёк ему, и оба весело рассмеялись.

Как узрела то огнищанка, руками всплеснула, за сердце схватилась. А вода замутилась, и пропали образы.

Заплакала Живена от радости:

– Дай вам Световид лета долгие, что порадовали меня, старую, – увидела мужа с сыном живыми и невредимыми. Тяжкий камень с души свалился, красно дякую вам, отцы! Младобор! – кликнула она выглянувшего из коровника младшего сына. – Принеси вязанку рыбы и мешок проса из амбара!

В это время послышался стук копыт, и на дорогу из-за поворота выскочил всадник в одеянии киевского дружинника.

– Здравы будьте, старцы! – поздоровался он, осаживая коня.

– И ты здравствуй. Чего ищешь, посланник киевский?

– Избора ищу, кудесника. Кто из вас будет?

– Меня зовут Избором, – выступил вперёд старец. – Да только зачем я тебе надобен? Я молиться иду на заимку…

– Ты в Киев-град вчера ходил?

– Ходил…

– А народ мутил на Торжище?

– Я народу, брат, не мутил, зачем мне умов смятение…

– Ну, это Гарольд решит, что и как. Давай взбирайся на лошадь позади меня, живей!

– Ты что ж, забираешь меня силой?

– Наказ княгини Ольги всех зачинщиков бунта взять. Гарольд будет вас допрашивать и определять степень вины и наказания.

– С каких это пор Горальдо стал над нами начальником? – возвысил голос Хорсослав. – Нам только князь да Великий Могун указчики. А тут простые дружинники норовят над кудесниками верх взять!

– Горальдо византийскую веру хочет принять, а княгиня Ольга сама его крёстной матерью обещалась быть. Их черноризцы византийские во главе с Чёрным Волшебником против нас настраивают, потому как если не станет кудесников, то ослабнет и вера славянская, – изрёк Избор.

– Тише вы, старые! – грозно одёрнул всадник. – Будто не знаете, что пресветлый князь оставил Гарольда в Киеве начальником Сторожевой дружины, чтобы не было никаких бунтов и волнений за время его отсутствия. А вы сами смуту творите!

– Молод еси на нас кричать! – рассерженно потряс клюкой Хорсослав. – Или запамятовал, что старшим должно почтение оказывать? – И он ткнул закруглённым концом посоха в бок дружинника.

Посланец скрипнул зубами и замахнулся плетью.

До сих пор не принимавший участия в разговоре Степко-Добросвет кинулся вперёд, защищая собой кудесников, и, выставив правую руку, перехватил плеть.

Избор, не сдвинувшись с места, поднял десницу и стал медленно приближать её к лошадиной морде. А из уст его неожиданно послышалось тихое, но грозное шипение, подобное змеиному.

От этого мановения конь отпрянул, заржал, затем вскинулся на дыбы и, объятый страхом, кинулся прочь, унося посланника по дороге, ведущей в Киев. И сколько дружинник ни старался удержать или повернуть коня, тот словно взбесился – летел вперёд, как молния, только пыль, взбитая крепкими копытами, завихрялась позади серыми облачками.

Огнищанка испуганно глядела на происходящее, а едва всадник скрылся из глаз, повернулась к Избору и низко поклонилась ему:

– Велика сила твоя, отче! Однако уходить вам надо, кудесники. Опомнится посланник, назад вернётся, да не один, а с подмогой. Осерчал он на вас, да и мне заодно достанется…

Взял тогда Избор свою берёзовую палицу, вышел на дорогу, и всю её от края до края замысловато перечеркнул.

– Не бойся, жена, я положил заклятие. Кто по дороге сей со злой думой ехать или идти будет, того повернёт назад силой Световидовой. Дива лесные чудные в чащу заманят, закружат, заколдуют, и никто из Горальдовых всадников сюда боле не сунется!

Распрощавшись с огнищанкой, кудесники свернули в лес и углубились в чащу. К вечеру добрались до заимки, и Избор пригласил Хорсослава с Добросветом переночевать у него и помыться в баньке, ибо то был шестой день седмицы – Купалин день – и перед Световидовым днём следовало очистить тела и души.

Брали кудесники жбаны и берёзовые веники, шли в баньку, парились. Лили на себя воду с травами купальскими и славили Богов – Сварога седовласого, Даждьбога великого, Перуна, Белеса, Триглава шестирукого и Макошь пречистую. Славили Яра, Купало, Вышня и Числобога, Земнобога и Белобога. А Купале молились отдельно, прося его очистить от всего недоброго тело, душу и помыслы.

Потом выходили из мовницы, надевали рубахи чистые, садились к огню вечерять и ложились спать.

Переночевав на заимке, Хорсослав с Добросветом благодарили Избора и шли к своему солнечному Мольбищу творить усердные молитвы Богам.

На взмыленном коне прискакал к Святославу гонец из Подольского полка и рёк:

– Княже, стоим на Миусе-реке, а на той стороне – хазары! Вроде не так велики числом, скорее всего – войско того хазарского князя, что владеет придонскими угодьями…