– Батюшка, вы, конечно, знаете, что у нас выборы. Я к вам по этому поводу. Я представляю интересы одного из кандидатов. Скажите, насколько реально правильно сориентировать прихожан по части голосования?

Деликатное выражение тронуло грубоватое лицо батюшки.

– Ну… церковь не должна вмешиваться в политику, в дела мирские. Хотя как посмотреть. От того, какой у нас будет депутат, зависит положение прихожан. Да и самой церкви. Так что не грех подсказать людям правильный выбор. Особенно, если кандидат проявит добрую волю. К примеру, у нас три года назад прохудилась крыша. Никак не могу найти денег на ремонт. А еще необходимо закончить восстановление иконостаса, расписать внутренние стены… Если бы кандидат счел возможным помочь… Богоугодное дело, оно само за себя говорит.

– Крышу надо починить. – С хитрым видом согласился Григорий. – Плохо, когда крыша течет. Попробуем вам помочь. Сколько для этого нужно средств? – Батюшка назвал сумму. Она вовсе не была чрезмерной. – Вы получите эти средства завтра или послезавтра.

– Позвольте узнать, кто тот кандидат, который готов помочь нам?

Григорий усмехнулся. Ему была интересна реакция батюшки.

– Мельниченко.

Лицо священника не отразило никаких эмоций.

– Знаем про такого. – И сразу, после ничтожной паузы. – Если он сможет помочь, благое дело сделает.

Почему-то Григорию не хотелось уходить из-под старых сводов. Возникло желание продолжить разговор.

– Скажите, если человек не верит в Бога, но живет по Моисеевым заповедям – не убий, не укради, не лжесвидетельствуй и прочее, – можно рассчитывать на то, что с ним в загробном мире не поступят как с грешником?

Некоторое время батюшка пребывал в раздумьях. Потом проговорил с той же деликатностью.

– Неверие – само по себе грех. Даже если человек живет по заповедям Моисеевым.

– Но что важнее Богу, чтобы человек верил в него, или чтобы заповеди соблюдал? Ведь если не верит, но соблюдает – это важнее. Потому что делает это не из страха.

– Надо, чтобы человек верил. И заповеди соблюдал. – Священник смотрел на него все тем же доброжелательным взглядом.

«Религия сковывает свободу мысли, – думал Григорий, покидая церковь. – Но сколько тех, кому не нужна широта мышления. Пусть тешатся. Пусть верят».

Вслед за тем он отправился к руководителю местного отделения «Единой России». Надо было в очередной раз уважить чванливого партийца. Григорий понимал, что Евгений Борисович не простит ему то, что он украл ответственность за приезд именитых гостей.

Евгений Борисович был мрачен. Руку пожал вяло, чуть-чуть. Сели за стол. Григорий взял инициативу на себя.

– Давайте обсудим все моменты приезда: график встреч и то, что касается пребывания в городе. Это наше совместное дело. Без вас я в любом случае не смогу успешно выполнить задачу. Важно провести всё на высоком уровне. А для этого ваш опыт и возможности просто незаменимы. Тут и спорить глупо.

Мелкая лесть помогла. Партийный начальник снизошел до обсуждения деталей предстоящего визита.

«Как мало человеку надо», – снисходительно подумал Григорий.

«Как много человеку надо, – размышлял Анатолий Николаевич, глядя на дорогу. – Хорошая зарплата. Квартира. Машина. Уйма разных вещей для удобного существования. Но этого не достаточно. Важно делать нечто серьезное… существенное. Важно оставить след. Важно иметь друзей… Дети важны. Семья…»

Он покосился на Валентину, сидевшую рядом. Хороший она человек. Надежный. Не уродина… Само собой, любопытно закрутить роман с такой, как Настя. Молоденькой. Трепетной. Пережить невероятную любовную историю. Бурную. Зажить другой жизнью. Но это не для него. Ему надо решать куда более серьезные задачи.

– Устала? – заботливо спросил Анатолий Николаевич.

– Нет. Просто я себя не очень хорошо чувствую. А так, с чего мне уставать? Я не выступаю. Ты, должно быть, устал.

– Ничуть. Знаешь, я привык выступать. Меня это совсем не утомляет. Даже наоборот. Доставляет удовольствие. Приятно видеть, что тебя слушают, чувствовать, что ты говоришь что-то такое, что они хотят услышать. Что им надо услышать.

Районный центр пропустил их в свои пределы. Замелькали убогие одноэтажные дома, засунутые в заснеженные садики. Потом городок подрос: появились двухэтажные здания, а центральную площадь окаймляли трехэтажные. Поодаль тесной группой стояли пятиэтажки. Здесь жили рабочие довольно крупного завода, который располагался рядом.

Анатолия Николаевича встретили, проводили внутрь. Скинув куртку, он передал ее Валентине. Он был готов к очередной встрече с избирателями.

Небольшое помещение не могло вместить всех желающих. Человек тридцать сидело, многие стояли в проходах, остальные толпились в коридоре, заглядывали в дверь.

– А что же директор не дал вам актовый зал? – прозвучал наполненный недоумением голос.

– Не знаю. Я здесь гость.

– Надо его попросить открыть зал…

И сразу вслед за тем другой голос насмешливо пояснил:

– Да он спрятался. Не найдешь его. Боится.

– Спрятался, – подхватили многие голоса. – Боится.

Анатолий Николаевич поднял руку. Все замолчали.

– Коль уж так получилось, воспользуемся этим помещением, – с прощающей улыбкой проговорил Анатолий Николаевич. – А после выборов, когда я стану депутатом, я приеду к вам еще раз. И тогда ваш директор не посмеет не дать нам актовый зал.

Дружный смех раздался в ответ. Люди готовы были его слушать. И он стал говорить им то, что волновало его. И чувствовал – ему доверяют. Его слова находят отклик.

Его долго не отпускали. Он отвечал на уйму вопросов, слушал добрые слова. Его провожали. У выхода какой-то мужчина попросил его задержаться, заглянуть в одно помещение. Анатолию Николаевичу не хотелось никуда идти, но мужчина так просил, что он уступил, пошел за ним по длинным коридорам. Наконец раскрылась дверь, пропустила их в комнату. Там находился еще один мужчина.

– Я – Петр Семенович Васягин, – представился он, протягивая руку. – Директор этого завода.

На столе возвышалась бутылка коньяка, окруженная стаканами, на блюдце лежали кольца лимона, большая коробка демонстрировала шоколадную продукцию.

– Анатолий Николаевич, садитесь. – Директор выглядел сконфуженным. – Давайте коньячку понемногу.

Вы не против? – Он сам налил коньяк в стаканы. – Вы уж простите, что я не дал указание зал открыть. Против вас лично я ничего не имею. Вы мне даже нравитесь. Но мне здесь работать. Я должен выполнять приказания… – Он глянул на Анатолия Николаевича проникновенными глазами. – Ну… поймите… Давайте коньячку за успешное выступление. Мне уже сказали, что всё хорошо получилось. А после избрания – милости просим. Приезжайте. Я только – за. Приезжайте. Ну… с успешным выступлением.