– Моя голова занята другим… Ты хочешь, чтобы он отнял голоса у Квасова. Думаешь, получится?

– Уже получилось. Надо только дожить до выборов… Послезавтра мы с тобой едем в Москву. На этот раз ты не открутишься.

Она промолчала.

Потом он в очередной раз доказывал, что мужчине и женщине есть, чем заняться друг с другом. Особенно, когда они наедине. Довольно скоро ему удалось добиться отклика. После этого наступило время сна.

Следующий день притащил с собой обычные проблемы. Позвонили со Старой площади. Пыльный чиновник принялся допрашивать Григория:

– Как дела у вашего кандидата?

– Прекрасно.

– На каком он месте по данным соцопроса?

– На первом. Я отсылал записку. Поищите.

– Ничего не знаю. Мне приказано обзвонить.

Выпустив на лицо раздражение, Григорий продолжил:

– Мельниченко на первом месте. Девятнадцать процентов. На втором – Квасов. Тринадцать процентов. На третьем – Кузьмин. Одиннадцать процентов. На четвертом – Демин. Два процента.

– Когда получены сведения?

– Пять дней назад. Скоро будут данные нового опроса. Звоните.

– Если поступит распоряжение, позвоню.

Вслед за тем появился взволнованный Андрей.

– Кириченко опять выстраивает директоров и мэров. Собирал их вчера. Установка – запугивать население последствиями возможной победы Мельниченко. Мол, как станет депутатом, все деньги разворует. Не из чего будет зарплату платить бюджетникам. Учителям, врачам.

Григорию не понравилось услышанное. Ой, как не понравилось. Это могло обернуться проигрышем. Бюджетники – самые зависимые избиратели.

– Гадина. Сволочь красножопая… – задумчиво ругнулся он. Поразмышляв, глянул на подчиненного хитрыми глазами. – Вот что. Надо группу надежных ребят подобрать. Человек десять. Но так, чтобы они не знали, кто им платит, от кого исходит заказ, от какого штаба.

– Ребят найдем. С ними Леха, мой брат будет в контакте. Кроме него никто не будет знать, откуда уши растут. Что они должны делать?

– Нам тоже надо попугать избирателей. По всему городу черной краской на стенках вывести: «Кто против Квасова, тому смерть».

– Толково. Почем заплатим?

– Тысяча за ночь.

– Хорошо. Сделаем.

Попытка вытащить полезную информацию из Интернета была прервана звонком на мобильный. Мария желала продолжить разговор.

– Если тебе хочется погулять на стороне, я не против. Ты слышишь?

– Не желаю об этом говорить.

– Ты не можешь мне простить мой приезд?

– Не выдумывай! И хватит меня дергать. Сейчас самая напряженная пора. Пойми наконец…

– Я тебя жду. – Она прервала разговор, чтобы последнее слово осталось за ней.

Потом появилась увесистая женщина, председатель клуба собаководов.

– Поймите, мы очень дружны. Члены клуба уважают руководство. Если мы, ну… прежде всего я, сориентируем их, они поддержат кандидата. Господин Мельниченко – интересный кандидат. Есть, конечно… проблемы. Ну… некоторые вспоминают про определенный период жизни кандидата. – При этом на ее лице появилось нечто игривое.

Сколько можно?! Опять об этом! Чтоб вас подняло и бросило! Чтоб вам все мозги отшибло! Черт вас дери. Григорий печально вздохнул.

– Никто не может назвать человека преступником, кроме суда, – механическим голосом завел он. – Мельниченко не был осужден. А еще на принадлежащем ему заводе ситуация наиболее благоприятная в городе, зарплата самая высокая и выплачивается в срок. Он заботится о людях.

– Да-да, вот и я говорю: заботится о людях, зарплату выплачивает, – радостно подхватила собачница. – Но, понимаете… мне легче будет агитировать, если будут факты… что он и нашему клубу помог. Изыскал, так сказать, возможность.

– В каком смысле? – поинтересовался Григорий, хотя и так всё было понятно.

– Нам бы ремонт помещения клуба провести. Мы, конечно, взносы собираем. Но этих денег не хватает. – В ее взгляде светилось нечто детское, непосредственное.

– Сколько? – деловито осведомился Григорий.

– Пятнадцать тысяч… Ну, хотя бы десять.

Он помолчал. Всё это успело надоесть. Как ему хотелось прогнать увесистую дамочку, обругав последними словами. Увы, он не имел права на скандал.

– И что вы успеете до выборов?

– Завтра же вызову рабочих. Завтра же.

– Пишите расписку на получение восьми тысяч. Больше дать не могу.

– Хорошо, пусть восемь, – поспешно выпалила она. – Пусть. Я напишу.

«Что за страна? – устало спрашивал себя Григорий. – Прибежище идиотов и сволочей. В этом ее крест…»

«Что за страна? – говорил себе Анатолий Николаевич. – Место бесправия. Унижения. Какой-то феодализм. Так не может продолжаться».

Его расстраивала забитость людей, всевластие начальников. Он чувствовал проявление этого в каждом зале. Присутствующие говорили и думали с оглядкой на директора. Боялись сказать лишнее. А сам директор боялся тех, кто выше. Тех, которые, в свою очередь, боялись еще более высоко стоящих. Анатолий Николаевич понимал, что симпатии к нему вынуждены скрывать, потому что КПРФ была против.

– Ты заметила, что те, кто говорил мне добрые слова, тут же оглядывались на директора? – спросил он Валентину.

– Заметила.

– Прямо-таки феодализм. Это не может продолжаться.

– А что делать? – Валентина смотрела на него радостными глазами.

– Менять сознание людей… А директор потом заискивал. Когда провожал к машине. На всякий случай. Вдруг я стану депутатом.

Он засмеялся, легко, непринужденно, а вслед за ним – Валентина.

Заснеженные поля демонстрировали свою протяженность. Перелески торчали из них небритыми пучками. Природа жила своей жизнью, далекой от людских проблем, от выборных печалей и радостей.

Дорога позволила им вернуться в город, подставляя асфальтовую поверхность. Анатолию Николаевичу предстояла встреча на большом заводе.

Уйма народа собралась в актовом зале. Человек триста, не меньше. Столько глаз было устремлено к нему. Слушали внимательно. Слова о том, что надо вернуться к Ленину, приняли аплодисментами.

Когда настало время вопросов, на третьем ряду поднялся тощий, опрятно одетый человек с недоверчивым лицом.

– Вот вы про справедливость говорили, – начал он. – Справедливость разная бывает. Вот вы одобряете ту борьбу, которую власть, к сожалению, непоследовательно, вела против олигархов?