Рик невольно отшатнулся, Валона заслонилась рукой. Широкоплечий откинулся назад и цыкнул зубом, извлекая застрявшие крошки.

– Я – Мэтт Хоров, но все зовут меня Пекарем. А вы кто?

– Да как вам сказать… – Тиренс пожал плечами.

– Понимаю, – кивнул Пекарь. – То, чего я не знаю, никому не повредит. Может быть, может быть. И все же я, кажется, заслужил ваше доверие. Спас от патруля.

– Да, благодарю. – Тиренс, как ни старался, не смог придать голосу сердечности. – Откуда вы узнали, что они гонятся за нами? Толпа была изрядной.

– Изрядной-то изрядной, да только таких физиономий, как у вас, ни у кого не было, – ухмыльнулся Пекарь. – Белые, хоть на мел пускай.

Тиренс безуспешно попытался изобразить на лице улыбку:

– Видите ли, я не совсем понимаю, почему вы рисковали своей жизнью. Спасибо вам, конечно, большое. Нет, я знаю, что простого «спасибо» тут мало, но сейчас мне нечего вам предложить.

– А мне ничего и не нужно. – Пекарь привалился к стене. – Я так всегда поступаю, когда могу. Дело не в вас. Если патрульные за кем-нибудь гонятся, я помогаю. Ненавижу патрульных.

– А вы сами в беду не попадаете? – удивилась Валона.

– Случалось и попадать. Видишь это? – Он осторожно ткнул пальцем в синяк. – Но вы, надеюсь, не думаете, что меня остановишь ударом дубинки? Вот зачем я соорудил печь-пустышку. Чтобы патрульные не сцапали, усложнив мне работу.

Глаза Валоны расширились от ужаса и восторга.

– Почему бы и нет? – продолжил Пекарь. – Знаете, сколько на Флорине нобилей? Десять тысяч. А сколько патрульных? Где-то тысяч двадцать. А нас, местных, – пятьсот миллионов. Если бы мы все разом выступили против… – Он прищелкнул пальцами.

– Против игольчатых пистолетов и бластеров? – хмыкнул Тиренс.

– В точку. Оружие нам позарез нужно. Это вы, старосты, живете с нобилями бок о бок, вот и привыкли «труса праздновать».

Валоне казалось, что мир перевернулся вверх дном. Пекарь дрался с патрульными и смело, без малейшего почтения, разговаривал со старостой! Рик подергал ее за рукав. Она мягко разжала его пальцы и предложила ему поспать. Сейчас ей было не до Рика, она хотела послушать, что еще скажет Хоров.

– Без вас, старост, нобилям не удержать Флорину даже с их бластерами, – продолжил тот.

На лице Тиренса появилось обиженное выражение, и Пекарь добавил:

– Ты на себя посмотри. Сытый, довольный, морда аж лоснится, одет с иголочки, живешь в уютном домике. Небось, и книг полно? Отдельная кормежка, никакого комендантского часа, в Верхний город ходи не хочу. Хочешь сказать, нобили тебе это все за красивые глаза дали?

Тиренс понимал, что находится не в том положении, чтобы спорить.

– Ну, положим, – уклончиво сказал он. – Но что же нам, старостам, по-вашему, делать? Тоже кидаться с кулаками на патрульных? А смысл? Да, я слежу за порядком в своем поселке и за выполнением плана, но, со своей стороны, защищаю поселян. Стараюсь им помогать по мере возможности. Разве это ничего не значит? Однажды…

– Да-да, конечно, «однажды»… Только не все доживут до этого «однажды». Когда мы с тобой сдохнем, какая разница, кто будет управлять Флориной? Для нас, я имею в виду?

– Ну, во-первых, я ненавижу патрульных побольше вашего. Тем не менее… – Тиренс прикусил язык и покраснел.

– Продолжай, продолжай, – захохотал Пекарь. – Говори, не бойся. Я не донесу на тебя за то, что ты ненавидишь нобилей. Так почему за вами гнались патрульные?

Тиренс промолчал.

– Ладно, попробую сам смекнуть. Когда патрульные меня дубасили, я заметил, что они злющие, как черти. Словно им самим хвост прищемили, а не потому, что нобили приказали. Уж я-то их хорошо изучил. А это значит только одно: вы избили патрульного. Или вообще убили.

Тиренс опять промолчал.

– Осторожность, староста, штука полезная, главное – не перестараться, – все так же весело продолжил Пекарь. – Тебе требуется помощь. Они знают, кто ты такой.

– Нет, не знают, – вырвалось у Тиренса.

– В Верхнем городе у вас наверняка проверяли документы.

– С чего вы взяли, что мы были в Верхнем городе?

– Догадался. Спорю на что угодно, вы там были.

– Документы проверяли, но мельком. Сомневаюсь, что они запомнили имя.

– Довольно и того, что ты староста. Всего-то и нужно узнать, кого из старост не было на месте, и разыскать того, кто не сможет отчитаться за свою отлучку. Поди, все провода на Флорине уже докрасна раскалились от донесений. По-моему, вы в беде.

– Наверное.

– Какое уж там «наверное». Помощь нужна?

Они разговаривали шепотом. Рик давно свернулся калачиком в углу и уснул. Валона же переводила взгляд со старосты на Пекаря и обратно.

– Нет, спасибо, не нужна. – Тиренс покачал головой. – Я… я как-нибудь сам выкручусь.

– Любопытно будет посмотреть, – вновь хохотнул Пекарь. – Ты ученостью-то не кичись, я другим беру. Ладно, утро вечера мудренее, может, еще и согласишься принять руку помощи.

Валона лежала в темноте с открытыми глазами. Постелью ей служило обыкновенное одеяло, брошенное на пол, но разница с ее обычной койкой была невелика. В другом углу, тоже на одеяле, крепко спал Рик. Он всегда спал крепко после изнурительных приступов головной боли.

Староста ложиться отказался, опять рассмешив Хорова (который, похоже, готов был смеяться по любому поводу). Пекарь выключил свет, сказав:

– Пусть тогда сидит в темноте, раз уж ему так хочется.

Сон к Валоне не шел. А вдруг ей вообще никогда больше не удастся заснуть? Ведь она ударила патрульного!

Ни с того ни с сего вспомнились отец и мать.

Воспоминания о них были туманны. За годы, пролегшие между жизнью с родителями и нынешней, Валона почти заставила себя забыть их лица. Теперь ей припомнилось, как они, думая, что дочь спит, перешептывались ночами. А еще – люди, пришедшие из темноты.

Однажды ночью Лону разбудили патрульные и принялись задавать вопросы. Она плохо понимала, чего от нее хотят, но постаралась ответить. После этого родители исчезли. Уехали, как ей было сказано. Лону отправили на работу, хотя другие ребята ее возраста еще два года наслаждались свободой. Люди косились на нее и не позволяли своим детям с ней играть, когда она возвращалась домой. Валона научилась уходить в себя. Научилась молчать. Ее прозвали Лоной-Орясиной, насмехались, считали тупицей.

Почему этот ночной разговор навел на мысли о родителях?..

– Валона.

Шепот раздался так близко, что чужое дыхание колыхнуло ее волосы, и был так тих, что она едва его расслышала. Валону охватил страх пополам со смущением: голое тело укрывала лишь тонкая простыня.