– Только в первый месяц? – заинтересовалась я.

– Да, почти лунный цикл потомок сидхе, у которого в двадцать пять лет должна пробудиться магия предков, благотворно воздействует на окружающих, вплоть до излечения серьезных заболеваний. И не спрашивай почему, я никогда не интересовался этим вопросом.

– Строго в двадцать пять? Не раньше?

– Как правило, не раньше. Полукровки взрослеют медленнее людей и сидхе, таковы особенности смешанной крови. – Было заметно, что вопросы начинают раздражать Томасовского. – Еще один неподтвержденный признак того, что ты унаследовала магию, – это твоя аллергия на лекарства и всевозможные фобии, которые то появляются, то исчезают.

Колдун многое обо мне знал – и это пугало.

– Вижу, тебе надоело рассказывать?

Артур фыркнул.

– Мне надоело рассказывать все это повторно. Итак, на чем я остановился? Не прошло и года, как твоя мать призналась, что солгала. Ей показалось, что за домом кто-то следит, и она поспешила попросить защиты. И я создал для тебя диван-схрон, который пригодился, когда тебе исполнилось пятнадцать.

…Вкрадчивый цокот когтей по паркету. Шумное сопение. И запах крови – запах ржавчины и соли…

Воспоминания из сна нахлынули оглушающей волной. Зажмурившись, спросила о том, что раньше гнала от себя:

– Мои родители… Они тогда на самом деле погибли?

– Что ты выдумываешь? Ты разве с ними не общаешься? – удивился колдун.

…Хотелось кричать, выть от осознания, что самых дорогих людей в мире больше нет. Я отчетливо слышала, как твари с утробным рычанием набрасывались на них, разрывая на куски…

– Мне приснился сон, в котором слышала рычание и другие странные звуки. – Я потерла горло, сдавленное страхом. – Десять лет я не видела родителей. И, к сожалению, мы редко созваниваемся. Вот я и подумала: вдруг тогда их убили, и бабушка, чтобы не травмировать мою психику, заплатила каким-то людям, чтобы они выдавали себя за моих родных?

– Не говори ерунду – разве тебя можно обмануть? Им пришлось тогда туго, но они выжили. Поняв, что не могут защитить, отдали тебя Раисе. И мне стало сподручней за тобой присматривать.

Облегчение, которое я испытала, не передать словами! Никогда, больше никогда я не стану обижаться на маму с папой, что они меня бросили! Главное, что живы.

Освобождение от подспудной тревоги, тихонько точившей меня с того момента, как привиделся кошмар, быстро сменило нехорошее подозрение.

– Те твари… их натравил на мою семью ты? Это ведь были твои монструозные собачки?

Удивление и, пожалуй, обида колдуна выглядели неподдельными.

– Вообще-то слежка и нападение – дело рук кого-то из твоих родственников, мечтающих устранить потенциальную соперницу. А мои монструозные собачки, Герда, создавались для твоей же защиты. Ты – билет назад, так зачем мне вредить тебе?

– Да ладно! – недоверчиво усмехнулась, припоминая, как Артур хотел сбить нас невдалеке от салона Карины. – А как же вчерашняя попытка наезда?

– Не сдержался, увидев, как тебя лапают.

Что за глупые претензии? К тому же это я взяла парней под руки! Ослеп он, что ли?

– Какая тебе разница, лапают меня или нет?

Отлетевший в сторону стул не успел удариться о стену, как Томасовский схватил меня за подбородок. Не позволяя вырваться, он прошипел сквозь зубы:

– Ты еще не поняла? Ты – моя! Моя, Герда! И я не отпущу тебя, даже если Дар окажется слаб и не нужен Кайагарду.

– Оставишь себе, чтобы любоваться, как картиной? – предположила сердито, пытаясь разжать его руку.

– Будешь хорошей девочкой, не обижу, – сжав сильнее пальцы, пообещал колдун. – А проявишь норов, пущу на амулеты гламора – из костей сидхе, даже полукровок, они выходят весьма недурственными.

Амулеты из костей? Из моих костей?! Я онемела и остолбенела от ужаса. А злобная тирада Томасовского угрозами не закончилась.

– И запомни, я не переношу секонд-хенд, поэтому не смей с ними спать!

Девушек, даже слишком раскрепощенных, нельзя так обзывать. Люди – не вещи. И если его запугивания чуть не довели меня до обморока, то последняя фраза взбодрила, даже разозлила. И я ударила колдуна кулаком в солнечное сплетение.

– Ты опоздал, я давно не девственница, придурок!

И с криками побежала к выходу на веранду.

– Руслан! Лазарус!

Рывок назад, а затем толчок в сторону – и я лечу к стене, как тот злополучный стул. Выставив руки, пригасила удар.

– На любовников-людей мне наплевать! – прошипел Томасовский сзади. Держа за волосы и прижимая лицом к белоснежной плитке, он не давал мне возможности вырваться. – Не смей спать с полуночниками!

Какой-то черт-камикадзе дернул меня расхохотаться:

– Боишься, что сравнение будет не в твою пользу?

– Не боюсь. Может, хочешь получить доказательства?

Резкий разворот – и мы оказываемся лицом к лицу. И я замечаю, какие страшные у него глаза. Узкий зрачок на фоне блекло-голубой радужки, к краям плавно становящейся серебристой, затем серой. Глаза не человека.

– Рус…

Грубый поцелуй оборвал мой крик. Извивалась, брыкалась изо всех сил, но не смогла вырваться из захвата. Лишь укусив негодяя, сумела снова крикнуть:

– Руслан! Лазарус!

– Они не придут, – злорадно заявил Артур, слизывая кровь с прокушенной губы. – Никто не придет, Герда.

Парни мертвы?! Нет!

Мерзкие губы прикоснулись к моей щеке, когда позади раздался испуганный голос Глафиры Яковлевны:

– Артур! Позвонил Хемминг, он направляется сюда.

Томасовский выругался, его железные руки разжались, выпуская меня из капкана.

– Мы не закончили, Герда! Я не прощаюсь надолго, – пообещал он напоследок.

Когда за ним закрылась дверь, я, сделав несколько шагов, рухнула на стул. Меня бил озноб. Чувство беспомощности… какое же это страшное чувство! Куда подевались изученные под руководством Тимура приемы самообороны?

Пока я приходила в себя, Пасечник суетливо гремела посудой.

– Держи, станет легче. – Она подала чашку с мятным чаем.

Зубы отбивали дробь о керамический край, пока я пила горьковатый, холодящий рот напиток. Почему я приняла его из рук предательницы? Может, потому, что она спасла меня, соврав колдуну про какого-то Хемминга, который конечно же не придет?

– Что с моими рыцарями? – То, что они живы, я знала точно, наверное, благодаря узам ритуала.

– Спят под воздействием сонных чар серебристого дурмана. Но я уже убрала его – и через двадцать – максимум тридцать минут твои витязи проснутся.