– С этим все о'кей. Пока что.

– И еще Бета интересуется, скоро ли поступит обещанное вознаграждение.

Оснарду, похоже, тоже было это интересно, поскольку он черкнул в блокнот несколько слов и даже вывел какую-то цифру и обвел кружочком.

– Дам тебе знать в следующий раз, – сказал он. – Что с Марко?

– Наш Марко, что называется, очень даже неплохо устроился. Как-то провели вместе вечер в городе. Встречался с его женой, вместе выгуливали собаку, а потом сходили в кино.

– Ну и когда ты поставишь вопрос ребром?

– На следующей неделе, Энди, если, конечно, буду в настроении.

– Что ж, так будь в настроении. Очень тебе советую. Начальная зарплата пятьсот в неделю, через каждые три месяца прибавка, причем деньги вперед. Ну и премиальные, пять тысяч, как только он распишется там, где галочка.

– Премиальные для Марко?

– Для тебя, задница, – сказал Оснард и протянул Пенделю стаканчик виски. И для того все вновь предстало в самом розовом свете.

Оснард явно собирался сказать нечто малоприятное и давал это понять по ряду косвенных признаков, как делают люди, облеченные властью. Подвижные черты лица исказила гримаска недовольства, он неодобрительно следил за кувыркающимися на экране акробатками.

– А ты, похоже, сегодня радостно настроен, – с упреком произнес он.

– Благодаря тебе, Энди. Ну и тому, что в Лондоне нами довольны.

– Знаешь, тебе здорово повезло, что ты в свое время получил ссуду. Верно? Я спрашиваю, верно?

– Энди, я каждый день благодарю за это создателя. И при мысли, что эта работа поможет вернуть долги, готов запрыгать от радости. Что-то не так, да?

Оснард вернулся к прежнему, спокойному и покровительственному тону, хотя выражение его лица подсказывало, что вот-вот разразится буря.

– Да, Гарри. Ты прав. Именно, что не так. Очень даже не так.

– О господи!…

– Боюсь, что Лондон не слишком доволен тобой. Во всяком случае, куда меньше, чем ты собой.

– Что случилось, Энди?

– Да ничего такого особенного. Просто они пришли к выводу, что Г. Пендель, супершпион, есть не кто иной, как алчный, нелояльный, двуликий взяточник и обманщик.

Улыбка медленно сползала с лица Пенделя. Плечи ссутулились, руки, которыми он опирался о край кровати, перешли на колени. И он сложил их ладонями вверх, словно демонстрируя тем самым, что никаких дурных намерений у него не было и нет.

– Есть какая-то конкретная причина, Энди? Или же они имеют в виду общее, так сказать, впечатление?

– Прежде всего, они совсем недовольны этим мистером Мики чертовым Абраксасом. Пендель резко вскинул голову.

– Почему? Что плохого им сделал Мики? – неожидан но возмутился он – неожиданно в основном для себя. – Мики в этом не участвует! – агрессивно добавил он.

– Не участвует в чем?

– Мики пока что ничего не сделал.

– Да. Не сделал. В том-то и штука. Он, черт возьми, слишком долго ничего не делает. Не считая того, что и глазом не моргнув принял десять тысяч долларов наличными, под честное, так сказать, слово. Ты мне лучше скажи, что сделал ты? Тоже ничего. Ублажал Мики! – В голосе его звенел мальчишеский сарказм. – А что, спрашивается, сделал я? Выдал тебе весьма приличное вознаграждение за производительность – шутка! Что, если перевести это на простой и понятный язык, означает: дал денег для вербовки совершенно непроизводительного информатора, каким является некий М. Абраксас, гроза тиранов и предводитель простого народа. Да в Лондоне, должно быть, все просто животики надорвали от смеха! Сидят и думают, не слишком ли он зелен, этот их действующий агент, сиречь я. И не слишком ли легковерен, раз связался с такими алчными акулами, как мистер Абраксас и ты.

Но тирада Оснарда не произвела должного впечатления. И Пендель, вместо того чтоб помрачнеть и испугаться, напротив, весь словно ожил. Об этом говорила сама его поза. Худшее, чего он опасался, миновало, и то, что они обсуждали сейчас, было сущим пустяком в сравнении с его ночными кошмарами. Руки вернулись на прежнее место, он закинул ногу на ногу и привалился к изголовью кровати.

– Ну и как же Лондон предполагает с ним поступить, а, Энди? – сочувственно осведомился он.

Оснард отбросил менторский тон и дал выход накопившемуся раздражению.

– Воззвать к его долгу чести, что ж еще! А как насчет его долга чести нам? Держит нас в подвешенном состоянии – «Ах, сегодня ничего не могу сказать, скажу в следующем месяце». Пудрит мозги всякой там конспирацией, которой не существует в природе. Что якобы может переговорить с какой-то группой студентов, а те, в свою очередь, могут потолковать с какой-то группой рыбаков, которые больше ни с кем не желают говорить, словом – сплошное ля-ля-ля! Да что он о себе возомнил, черт бы его побрал! За кого нас держит? За каких-то гребаных идиотов, что ли?…

– Это его верноподданные, Энди. Его весьма деликатные и чувствительные источники информации. И он старается беречь этих людей.

– Да плевать я хотел на его верноподданных! Мы ждем от них хоть каких-то результатов на протяжении вот уже трех недель! И если все они такие чувствительные и щепетильные, так нечего было ему разбалтывать тебе об этом так называемом «движении». А он разболтал. И ты поставил его на довольствие. А если ставишь кого на довольствие, так имеешь право ждать от него результатов, в нашем деле только так. И серьезные люди не намерены дожидаться ответа, пусть даже имеющего вселенское значение, на протяжении трех недель, только, видите ли, потому, что какой-то альтруист и пьяница должен дождаться разрешения от своих людей поделиться с тобой этой информацией.

– Ну и что ты думаешь теперь делать, а, Энди? – тихо спросил Пендель.

Если б Оснард обладал более чутким слухом или сердцем, он мог бы узнать в голосе Пенделя те же нотки, что звучали в нем на ленче несколько недель тому назад, когда впервые был поднят вопрос о вербовке молчаливой оппозиции Мики.

– Я тебе скажу, что надо делать! – рявкнул он. – Пойдешь к чертову мистеру Абраксасу и скажешь ему следующее: «Мне очень неприятно говорить тебе это, Мики, но все же придется. Мой сумасшедший приятель миллионер не желает больше ждать. А потому, если не хочешь вновь загреметь в панамскую кутузку, откуда пришел, по обвинению в заговоре с лицами, которые хрен знает чем занимаются, кроме конспирации, давай выкладывай. Потому как, если сделаешь дело, тебя ждет огромный мешок денег. А ежели нет – так очень жесткая койка в маленьком замкнутом пространстве». Усек? Там, в бутылке, еще осталась вода?

– Да, Энди. Кажется, осталась. И я уверен, она тебе не повредит.

Пендель протянул ему бутылку, предоставленную администрацией заведения для поддержания сил истощенных любовными утехами клиентов. Оснард напился, вытер губы тыльной стороной ладони, потом протер горлышко бутылки пухлым пальцем. И вернул ее Пенделю. Но Пендель решил, что пить ему не хочется. Его легонько подташнивало, но это была не того рода тошнота, от которой помогает вода. Она была вызвана мыслями о том, как предлагал поступить Оснард с лучшим его другом и товарищем по заключению Абраксасом, в случае если тот не выполнит его требований. И потом, меньше всего на свете Пенделю хотелось пить из бутылки, горлышко которой было осквернено слюной этого проклятого Оснарда.