Уотт-Лейк наводнили журналисты. История быстро облетела всю страну, а потом и весь мир. Из Е-Дивизии в Сюррее прибыла группа расследования убийств, которая забрала дело у местного отделения Королевской канадской конной полиции. На федеральную полицию оказывали политическое давление.

Пять месяцев спустя, после длительного расследования, когда Сара Бейкер уже родила ребенка, объединенная команда КККП и индейской полиции вышли на Себастьяна Джорджа и задержали его.

Себастьяном он назвал себя сам, но официального удостоверения личности у него не оказалось. Его рождение нигде не регистрировалось, он никогда не имел никакого отношения ни к одной официальной системе. С точки зрения бюрократии этот человек вообще не существовал.

Бригада экспертов отправилась на его участок, где обнаружились улики. На его земле были найдены останки всех семи женщин. Еще два тела – мужчины и женщина лет семидесяти – были закопаны в отдалении. Выяснилось, что это были его родители, которые, как оказалось, жили в грязи и нищете в лесной сторожке неподалеку от главных строений участка.

Полиция раскопала, что Себастьян Джордж был сыном бродяжки, в шестидесятых годах переехавшей в эти места из Калифорнии. Она встретилась с Питером Джорджем, охотником-аборигеном и траппером, родившимся в долине Беа-Кло, и вышла за него замуж. Они построили полностью независимое хозяйство на отдаленном участке в Беа-Кло, на землях Первых Наций. Кормились тем, что добывали в лесу и на реке. У них родился Себастьян, и они воспитывали мальчика вне общества.

Получалось, что однажды он отплатил им за это, избив и убив их.

Проклятье. Коул почесал в затылке. Жуткая история. Коул был с миротворческой миссией в Сьерра-Леоне, когда поднялась шумиха вокруг этого дела. Впоследствии Себастьяна Джорджа судили, приговорили, а три года назад нашли повесившимся в его тюремной камере.

Коул кликнул на фото преступника.

Поразительный мужчина. Сухопарый. Высокий. Растрепанные кудри черного цвета, янтарные глаза, которые подчеркивала смуглая кожа. Коул открыл другое фото – снимок матери Себастьяна.

Это фото предоставила ее родня из Калифорнии. Родственная связь была установлена с помощью анализа ДНК. Фото было сделано незадолго до того, как Дженни Берч переименовала себя в Соловья и ушла бродяжничать, чтобы никогда не вернуться. В конце концов семья решила, что Дженни умерла, и прекратила поиски.

Коул видел, от кого Себастьян унаследовал внешность. Дженни Берч была потрясающая красавица: правильные черты лица, большие янтарные глаза, густые, совершенно прямые волосы, иссиня-черные, цвета воронова крыла.

Коул открыл фото отца Себастьяна Джорджа. Оказалось, что Питер Джордж был крупным, упрямым на вид мужчиной со смуглой кожей, черными глазами и выступающими скулами.

Прокручивая дальше результаты поиска, Коул нашел страницу с фотографиями восьми жертв. Он открывал их одну за другой, пока не дошел до последней. Это была фотография женщины, которой удалось выжить. Он открыл ее.

Лицо заполнило экран.

У Коула перехватило дыхание. Он похолодел и тупо уставился на экран.

Это была она.

Не совсем похожая на себя нынешнюю, но определенно она. Никаких сомнений.

Сара Бейкер стала Оливией Уэст.

Коул торопливо щелкнул по другой ссылке, где говорилось об экспертизе и ДНК-тесте, с помощью которых обвинили Себастьяна Джорджа. Но когда страница открылась, монитор погас.

Батарея «умерла».

* * *

Мэк Якима положил трубку стационарного телефона на своем письменном столе, когда в проеме двери появилась Джен Мартинелло.

– Раффи звонил, – сказал Мэк, поднимая на нее глаза. – Он все еще с коронером. Судя по всему, жертве недавно заменили коленный сустав. На протезе есть номер.

Джен победно вскинула кулак.

– Наконец хоть что-то. И, – она помахала бумагами, которые держала в руке, – мы получили ордер на обыск дома Бертона и разрешение отслеживать его телефон.

Мартинелло положила документы ему на стол.

Мэк проглядел бумаги.

– На обыск дома один день. Мы можем с утра отправиться туда со всей командой. А телефоном займемся прямо сейчас. – Якима встал и схватил свою куртку. – Умираю с голоду. Китайская еда или итальянская?

– Турецкая.

– Что?

– Рядом с Мейн-стрит открылось новое заведение. Турецкое. Меня уже тошнит от китайской и итальянской кухни.

Они вышли из здания, энергия между ними была почти ощутимой. Они почуяли запах добычи. Охота началась.

Тори выскочила на берег раньше отца. Ей стало уютно в пуховике, она наконец-то согрелась, но умирала с голода после прогулки в лодке. Внутри все еще кипело возбуждение от первой пойманной ею форели. В семь часов они собирались пойти ужинать в большой дом, но было еще рано.

Тори дождалась, чтобы из ванной послышался шум воды, подняла матрас и достала спрятанный ридер. Она сунула его под куртку и натянула вязаную шапку. На улице задержались сумерки, дул холодный ветер. Тори дошла до причала, где на бельведере над водой стояла скамейка. Засветились маленькие фонарики на ножках, работавшие на солнечных батареях и расставленные на лужайке вокруг бельведера. Место было защищенным от ветра, и тут она могла немного почитать без помех.

Тори устроилась на скамье, включила электронную книгу. Страница, на которой Тори закончила чтение, заполнила экран. На холмах подали голос койоты. Она начала читать. Сумерки не мешали, потому что экран светился.

«Она убедила маньяка в том, что ребенок от него.

Это не помешало ему насиловать ее, но он перестал ее избивать. Она поняла, что у него тоже есть слабое место: он хотел увидеть, как будет расти «его» ребенок. Его интересовало собственное потомство. Он дорожил ее беременностью, а это значило, что у Сары появилось оружие.

Она начала думать, что он, возможно, оставит ее в живых. По крайней мере, до рождения ребенка. Это питало ее надежду, ее веру в то, что она выберется.

Но однажды мрачным утром, когда все как будто застыло в глубоком зимнем молчании, маньяк вошел к ней в сарай и сказал ей, что его отец никогда не разрешал убивать беременную олениху. А он всегда хотел поохотиться на беременную олениху и убить ее. Так он сказал. Чтобы выпотрошить ее, вонзить нож ей в живот, распороть его и увидеть, как копытца олененка появятся из плодного мешка.

И тогда она поняла, почему он перестал избивать ее и почему позволял расти ребенку…»

Негромко ухнула сова.

Тори подняла глаза.

Ветер гнал по лужайке шуршащие листья. Шептались камыши. Наступающая темнота становилась пугающей, вещи приобретали странные очертания. Тори нагнулась над экраном. Но когда она возобновила чтение, на берегу материализовался мужчина с удочкой. Тори вздрогнула от испуга.