– Да, а может, вы мне обрисуете в двух словах судебную перспективу?

– Охотно. – Лиза почувствовала, что у нее за спиной вырастают крылья. – Рассмотрение дела не займет много времени. Свидетели и потерпевший подтвердят версию несчастного случая, а потом будет вынесен оправдательный приговор.

Следователь уставился на нее, словно пытаясь силой своей мысли заставить замолчать.

– Я бы с большой охотой отослал материалы этого дела в квалификационную коллегию адвокатов, – проговорил он с трудом. – Пусть бы они разбирались в действиях своей коллеги. Но, подозреваю, от этого не будет проку.

– Совершенно с вами согласна, – молвила Дубровская, старательно пряча улыбку.

Зачем следователя посвящать в некоторые секреты беспокойной семейки Клеповых? На самом деле никакого волшебства и даже банального мошенничества не было. Отец был так потрясен неожиданным признанием дочери, что в первые минуты потерял способность говорить и слышать. А когда он понял, что все чудовищные вещи, о которых ему сообщили, являются не «штучками» прохвостки адвокатессы и даже не кознями его законной половины, он, должно быть, первый раз в своей жизни не стал устраивать сцен. Он просто замолчал. Через неделю он отнес письменное заявление к следователю, в котором признался в том, что «добросовестно заблуждался», и просит никого не винить в происшествии. Единственный вопрос он адресовал, как ни странно, не дочери, а Дубровской:

– Как вы думаете, а может, у нее это вышло случайно? Я ведь ее так сильно любил…

Начало декабря было пасмурным и холодным. Пронизывающий ветер горстями бросал в окна снежную крупу. Небо казалось свинцовым, и лишь иногда в прореху между тучами можно было увидеть солнце. Лиза не выезжала в город целую неделю. Эйфория недавней победы уж как-то слишком быстро улетучилась, оставив после себя горькое разочарование. Да, она спасла свою клиентку от заключения, но какой ценой! Отец семейства пребывал теперь в шоковом состоянии. Он не мог поверить в преступные замыслы собственной дочери. Клепочка, растерянная и оглушенная последними событиями, затаилась, ища поддержки матери, но не находя ее. Сама же Клепова чувствовала себя еще хуже, чем в те времена, когда супруг гонял ее вокруг дома. В общем, тут не было слез благодарности и искренних поздравлений, всего того, что так греет душу адвоката, хорошо выполнившего свою работу. Дубровская уже не была уверена, что поступила правильно, изобличив истинного виновника произошедшего.

Лиза казалась сама себе вялой и апатичной, и все попытки Ольги Сергеевны расшевелить ее заканчивались провалом. Дубровская подолгу спала, а, проснувшись, чувствовала себя еще более уставшей. Она привычно винила во всем погоду и, конечно, Андрея, который, прикрывшись авторитетным дипломом врача, настаивал на ее отдыхе и более активном участии в жизни семьи. С последним пунктом возникали проблемы.

Дубровская честно старалась быть чем-нибудь полезной, но у нее ничего не выходило. Она помогала свекрови пересаживать цветы, но результатом ее почти двухчасовой деятельности стал порез на пальце и разбитый горшок. Ольга Сергеевна не без вздоха облегчения отправила невестку зализывать раны, а сама осталась завершать работу вместе с горничной, которая, тихо ругаясь себе под нос, убирала с пола черепки. Пирог для воскресного обеда осел после того, как Лиза хлопнула дверцей духовки а в солонке вместо привычной соли вдруг оказался сахар. Куда-то пропал пульт от телевизора, а в прикроватной тумбочке Елизаветы Андрей обнаружил пачку печенья и яблоко.

Таким образом, с присутствием в доме хозяйки беспорядок не исчез, а усилился. Все это вызывало скрытое неодобрение прислуги, а Ольга Сергеевна получила блестящую возможность оттачивать свое ораторское мастерство в долгих и нудных нотациях на тему об истинном предназначении женщины. Лиза, будучи девушкой вежливой и воспитанной, выслушивала все, что ей хотели сказать, но ее настроение становилось все более мрачным, как, впрочем, и погода за окном.

Андрей появлялся дома только поздно вечером. Развалившись на кровати, он мечтал об отдыхе и уединении, Лизе же, одуревшей от скуки, хотелось поговорить. Ей надо было задать супругу несколько вопросов, но, под каким соусом их подать, оставалось для нее проблемой. Андрей не был расположен вести разговоры на отвлеченные темы. Ей же хотелось знать правду.

Так, однажды, когда он вернулся в хорошем расположении духа, Лиза рискнула. Она принесла ему чай на подносе и что-то долго говорила о телевидении и журналистах, а затем спросила о его личном опыте участия в телепередачах.

Он посмотрел на нее как ни в чем не бывало и ответил:

– Я никогда не снимался, даже не знаю, что это такое.

– Но… – заикнулась она и осеклась. Очень уж не хотелось ей говорить про Ольгу Сергеевну и гостей на том злосчастном приеме. Было бы лучше, если бы он все рассказал сам. А он, похоже, и не собирался этого делать.

– Что на тебя вдруг нашло? Почему ты задаешь такие вопросы?

Она пролепетала что-то про передачу о недобросовестных журналистах и жареных фактах, которыми они пичкают доверчивых зрителей.

– Бывает и такое, – ответил он равнодушно, словно самого его это касалось мало.

На этом разговор окончился. Нужно было идти ужинать, а после у Елизаветы не хватило сил и духа продолжить начатую тему. Да и был ли в этом смысл?

В другой раз, когда он совершал утреннюю пробежку на беговой дорожке, она, как будто невзначай, спросила:

– А что такое «snuff»?

– А зачем тебе это надо знать? – спросил он сердито.

– Просто видела такую надпись и решила спросить. Ты же знаешь, я учила французский.

– Где, интересно, ты это прочла? – спросил он.

– В газете где-то, не помню, – уклончиво ответила она.

– В следующий раз читай внимательно контекст, – ответил он почти грубо и выключил тренажер. – В последнее время ты задаешь много глупых вопросов.

Дубровская обиделась. Андрей игнорировал ее и даже не брал на себя труд скрывать это. Может, всему виной была его усталость и раздражительность, ведь у него было так много дел. А может, чертовка Полина стряпала для него слишком вкусные блинчики и выставляла на обозрение ошеломительное декольте. А может, сама Лиза устала находиться в четырех стенах и теперь ей все мерещилось в сером неприглядном свете. Вывод был один. Нужно было действовать, а не сидеть в зимнем саду, наблюдая за снежной порошей. Нужно было продолжать свое расследование, а не пересаживать цветы в горшках.

Цветы – это каждый сможет, а вы попробуйте найти убийцу…

Звонок, вероломно нарушивший сон Дубровской, прозвучал рано утром. Зато уже через два часа автомобиль Елизаветы, преодолев не менее сотни километров, подъезжал к закусочной под бойким названием «Перец». В зале с клетчатыми занавесками на окнах бесконечным конвейером обслуживалась публика, главным образом студенты. Заведение шумело, как растревоженный улей, и, чтобы услышать здесь слово соседа, нужно было хорошенько напрягать слух.