колледжа, который он как раз и закончил. Описав все тома на стеллаже, я пристал к библиотекарю с расспросом, нет ли еще каких-нибудь книг, которые следовало бы включить в мой каталог.

– Не думаю, – ответил он. – Но все-таки давайте сходим и посмотрим. У вас есть для этого время?

Время у меня было. Мы отправились в хранилище, проглядели рукописи и под конец осмотра вернулись к полке, на которой я не углядел ничего представляющего для меня интерес.

На ней стояли в основном проповеди; подшивки разрозненных листков; студенческие упражнения; эпическая поэма из нескольких песен «Cyrus» – продукт досуга деревенского священника; математические труды какого-то покойного профессора и еще нечто подобное, относящееся к области, в которой я имею лишь поверхностные знания. Я сделал для себя пометки. А последней лежала тоненькая коробка, которую мы вытащили и стерли с нее пыль.

На выцветшей этикетке было написано:

Архив преп. архидьякона Хэйнса.

Завещано его сестрой, мисс Летицией Хэйнс.

Я мгновенно понял, что имя это я уже где-то встречал и что с легкостью могу установить где.

– Это, должно быть, тот самый архидьякон Хэйнс, который так странно умер в Барчестере. Я читал его некролог в «Джентльмен’з Мегезин». Можно взять эту коробку домой? Вы случайно не знаете, нет ли там чего-нибудь любопытного?

Библиотекарь с радостью согласился, чтобы я забрал коробку и на досуге изучил ее содержимое.

– Сам я никогда не заглядывал внутрь, – признался он, – но все время собирался. Я абсолютно уверен, что это та самая коробка, которую наш старый директор запретил напрочь передавать колледжу.

Он давным-давно говорил это Мартину, и еще он сказал, что, пока он руководит библиотекой, никто не увидит ее. Мартин рассказал об этом мне и доложил, что просто мечтает узнать, что там внутри, но директор всегда хранил коробку у себя дома, поэтому она была недоступна. А когда он умер, она по ошибке попала к его наследникам и в библиотеку вернулась лишь несколько лет назад. Сам не понимаю, почему я так и не заглянул в нее, но сегодня я уезжаю в Кембридж, поэтому сами посмотрите, что там. Я не сомневаюсь, что вы поступите честно и не опубликуете хранящиеся в ней материалы.

Я забрал коробку и внимательно изучил ее содержимое. Позже, поговорив с библиотекарем, я получил его разрешение использовать данный архив для рассказа, с условием изменить имена персонажей.

Архив в основном состоит из дневников и писем. Что я смогу процитировать, а что лишь перескажу, целиком зависит от места, которое отведено для этого рассказа. Для истинного понимания ситуации, мне было необходимо – что оказалось не трудно – изучить некоторое количество материала. В этом мне сильно помогла книга с великолепными иллюстрациями о Барчестерском соборе из серии «Кафедральные соборы» Белла.

Если вы ныне возжелаете пройти в хор Барчестерского собора, вы минуете преграду из металла и разноцветного мрамора (художник сэр Джилберт Скотт) и окажетесь в довольно, на мой взгляд, пустом месте с одиозной мебелью. Сиденья для дьяконов и архиепископа – современные, без балдахинов. На счастье, имена сановных лиц и имеющих право на пребенду уцелели, они вырезаны на крохотных медных табличках, прикрепленных к сидениям. Готического стиля орган находится на трифории. Запрестольные перегородки и остальное окружение – такие же, как везде.

Надо заметить, что детальная гравюра столетней давности свидетельствует об ином положении вещей. Орган стоит на массивной площадке классического стиля. Сиденья для высшего духовенства – также классического стиля – очень массивные. Над алтарем – балдахин на деревянном каркасе с вазами по краям последнего. Чуть дальше по направлению к востоку находится сплошная алтарная деревянная преграда, классического стиля, с подножием, на котором изображен треугольник в окружении лучей с еврейскими буквами, выписанными золотом. Их созерцают херувимы. В восточном конце северной части хора на полу, выложенном белым и черным мрамором, стоит кафедра с балдахином. Завершают картину восхищенные зрители: две дамы и джентльмен. Изучая другие источники, я пришел к выводу, что сиденье архидьякона соседствовало с троном епископа с юго-восточной стороны собора.

Дом же его почти примыкает к западной стене церкви и представляет собой красивое, из красного кирпича, здание времен Вильяма Третьего. Здесь в 1810 году, будучи уже зрелым человеком, и поселился доктор Хэйнс вместе с сестрой. Он давно мечтал о сане архидьякона, но его предшественник отказывался уйти на пенсию до тех пор, пока ему не исполнилось девяносто два года. Через неделю после того, как он скромно отпраздновал свой девяносто второй день рождения, наступило утро, когда доктор Хэйнс, потирая руки и весело напевая какой-то мотивчик, явился завтракать. Но свои благодушие и жизнерадостность ему пришлось умерить, так как сидящая на обычном месте перед большим фарфоровым чайником его сестра вместо того, чтобы поприветствовать его, склонилась над столом и зарыдала, уткнувшись в носовой платок.

– Что… в чем дело? Какие плохие новости?.. – начал он.

– Ах, Джонни, разве ты не слышал? Бедный архидьякон!

– Архидьякон?.. Что… заболел, что ли?

– Нет, нет, его нашли утром на лестнице, какой кошмар.

– Еще бы! Бедный, дорогой, дорогой Пултни! Приступ?

– Говорят, что нет, и это самое ужасное. Ты только подумай, во всем виновата его глупая служанка Джейн.

Доктор Хэйнс помолчал.

– Чего-то я не понимаю, Летиция. При чем тут служанка?

– Насколько я поняла, эта палка, которая держит ковер на лестнице, выскочила, и бедный архидьякон наступил прямо на край ступеньки – а этот дуб такой скользкий – и упал, скатился вниз и сломал себе шею. Бедная миссис Пултни. Разумеется девчонку выгонят. Но она мне никогда не нравилась.

И горе вновь возобладало над чувствами мисс Хэйнс, правда, потом она слегка успокоилась, что позволило ей слегка позавтракать. Не то что ее брат – молча постояв некоторое время у окна, он вышел из комнаты и в это утро обратно в столовую не вернулся.

Хочу добавить, что беспечную горничную тотчас же уволили, а пропавшую перекладину вскоре нашли, только под ковром – еще одно доказательство, ежели кто в нем нуждается, несусветной тупости и неаккуратности служанки.

Так как доктор Хэйнс много лет славился своими способностями, к нему, естественно, относились как к будущему преемнику архидьякона Пултни. И когда его соответствующим образом официально ввели в должность, он с энтузиазмом принялся за выполнение своих обязанностей.

Дневники его полны высказываний по поводу хаоса, в каковом оказались положение дел и документация после смерти архидьякона Пултни. Сборы с Врингама и Банрнсвуда не выплачивались вот уже двенадцать лет, и получить их уже было невозможно; семь лет архидьякон не