Люди, заинтересованные исключительно в продаже окаменелостей, не всегда знают (а обычно не хотят знать), в каком слое породы обнаружено древнее сокровище. У них вообще нет необходимости рассматривать находки комплексно – например, выяснять, какие еще растительные и животные остатки присутствуют в том же слое. Подготовленные и дисциплинированные палеонтологи действуют совсем иначе, методично исследуя породу. Научная и образовательная ценность значит для них намного больше, чем коммерческая стоимость ископаемых остатков, с которыми они работают. Профессионалы стараются тщательно зафиксировать расположение окаменелостей в трех измерениях и скрупулезно осматривают пласт на предмет наличия других отложений, которые помогут изучить среду обитания древнего существа.

Более того, когда добытая в коммерческих целях окаменелость поступает в продажу, университеты и музеи, как правило, проигрывают – им просто не хватает средств. Если новый владелец будет демонстрировать драгоценную покупку у себя дома, научная и образовательная ценность образца резко упадет – к великому сожалению специалистов. Как выразился один из авторов интернет-издания Slate, «палеонтологи-самозванцы нужны не больше, чем гинекологи-любители». Компании, специализирующиеся на поиске ископаемых остатков, отвечают, что они извлекают окаменелости, которые уже обнажились и все равно разрушились бы, не принеся никакой пользы. Я думаю, с таким же успехом можно сказать, что гинеколог-любитель лучше, чем совсем ничего, но решать вам.

Задолго до того, как кость стала частью какой-либо индустрии, первобытные люди облегчали себе жизнь, изготавливая из кости различные предметы. Как минимум триста тысяч лет назад наши предки начали обрабатывать кость каменными орудиями, причем не только для того, чтобы распотрошить тушу. Для каждой задачи существовали особые костяные инструменты. Иногда все очевидно: из верхней части черепа легко сделать чашу, а из бедренной кости – дудку. Плоские предметы размером с лист блокнота или больше, вероятно, мастерили из китовой челюсти или из лопатки другого крупного животного. Из костей птичьих крыльев выходили прекрасные трубочки.

В народных промыслах часто используется кость, происхождение которой очевидно не сразу. У человека этой кости нет вообще, но нашим предкам она была вполне доступна – у лошадей, коров, бизонов, оленей, коз и овец по одной такой кости в каждой конечности.

Речь идет об удлиненных и сросшихся костях плюсны (в передней конечности) и пясти (в задней), которые имеются у этих копытных. Слияние костей прекрасно видно на рентгеновском снимке, а также на конце настоящей кости – щель разделяет два похожих на катушки выступа. Такая особенность строения характерна только для этой кости.

Древние охотники после разделки туши выбрасывали нижние части конечностей животного – они давали мало мяса и костного мозга. Несмотря на это, кости получали вторую жизнь: они были длинные, толстые, прямые, широкие, относительно плоские, причем в достаточном количестве. В различных культурах люди научились делать из этих костей множество предметов домашней утвари, а иногда даже устанавливали такие кости вертикально, получая нечто вроде булыжной мостовой.

Твердые, плотные и почти лишенные центральной полости сросшиеся пястные и плюсневые кости копытных – в данном случае косули – служили основным материалом для изготовления костяных рыболовных крючков, наконечников для стрел, бытовой утвари и декоративных панно

Самые первые костяные орудия, вероятно, не требовали вообще никакой доработки. Длинная тяжелая кость с шишковатым концом – например, бедренная – превращалась в дубину. Подобным образом использовали челюсти животных. Если костяная дубина ломалась или длинную кость специально раскалывали, чтобы добыть костный мозг, из острых фрагментов получались прекрасные кинжалы. Жители Новой Гвинеи пошли в этом деле еще дальше: они затачивают конец бедренной кости казуара (крупной нелетающей птицы) или человека и украшают изделие сложной резьбой. Особенно ценятся кости, принадлежавшие отцу или другому уважаемому члену общины, так как аборигены верят, что с костями передается сила умершего и его привилегии.

Первобытные люди быстро сообразили, что нанести удар кинжалом или дубиной можно только с опасно близкого расстояния и лучше метать в жертву острые палки. Стрелы, копья и гарпуны (привязанные к веревке копья) сделали охоту менее рискованным занятием, но я представляю себе разочарование и огорчение человека, который после долгого похода и точного броска видел, как заточенная палка отскакивает от добычи или падает, пробив шкуру животного. Чтобы этого избежать, охотники стали крепить к концу орудий заостренные куски кремня или кости, а потом дополнили их зубцами. Другое хитроумное изобретение – копьеметалка из кости – почти наполовину удлиняло руку и позволяло бросить копье сильнее и дальше. (Сегодня с помощью пластмассовых аналогов копьеметалок мы кидаем теннисные мячи собакам.)

Для охоты на животных, которых трудно было поразить стрелой или копьем, эскимосы придумали два поистине дьявольских метода с использованием заостренной кости. (Если у вас слабые нервы, пропустите этот и следующий абзацы.) Первый метод предназначался для волков и лис. Охотник брал узкую костяную полоску длиной двадцать сантиметров, затачивал ее, размягчал, потом складывал втрое и обвязывал шнуром. Когда кость высыхала в новой форме, шнур заменяли на что-нибудь вкусное для этих животных, например на ворвань[51] или рыбью кожу, и оставляли ловушку в подходящем месте. Жертва находила приманку, но не могла ее разжевать и проглатывала целиком. Во влажном, теплом желудке кость распрямлялась, пробивала жизненно важные органы и вызывала смерть животного.

Во множестве культур зазубренные костные орудия для рыбалки и охоты начали делать задолго до того, как появились их металлические аналоги: наконечник стрелы времен неолита, Англия, около 3000 лет до н. э. (a); рыболовный крючок маори, Новая Зеландия (b); копьеметалка, Перу, 200 год до н. э. (c); рыболовный крючок, период дзёмон, Япония, 2000–400 годы до н. э. (d); наконечник гарпуна, остров Сан-Хуан, США (e)

Portable Antiquities Scheme, Museum of London, Creative Commons Attribution-Share Alike 4.0 International (a); Музей на набережной Бранли, Париж (b); Кливлендский художественный музей (c); Токийский национальный музей (d); Национальный исторический парк острова Сан-Хуан (e)

Схожим образом эскимосы ловили голодных чаек. Зазубренный кусок кости привязывали к веревке и засовывали в маленькую рыбешку. Другой конец веревки крепили к какому-нибудь неподвижному предмету. Ничего не подозревавшая птица пикировала вниз, хватала приманку и пыталась улететь, но не могла: зубцы проворачивались у нее в горле.