– Вы... взаправди так думаете, Григорий Ильич? – порозовев сквозь покрывающую лицо грязь, прошептала Анютка.

– Вот она хоть и дура, а его умнее, – шепотом сказала Маргитка брату. – Только ее в хоре не хватало, ободранки.

– Молчи, каракатица! – огрызнулся Яшка. – Анька, вставай. Гриха, поднимай ее, что ли. Вон уже наши бегут.

В конце улицы действительно вздымалась клубами пыль: это летели на выручку цыгане. Анютка вскочила, всплеснула руками.

– Господи! Куда же я с такой личностью?

– Пошли к колодцу, умоешься.

Гришка взял ее за руку, потащил в переулок. Яшка усмехнулся, глядя вслед. Маргитка фыркнула:

– Тьфу... белорыбица костлявая.

Сказано это было намеренно громко, и Анютка остановилась. Но головы не повернула, уверенно взяла Гришку под руку и запела звонко, на всю улицу, известную песенку хоровых цыган:

– Ты, цыганочка-душа, скажи, любишь ли меня?

– Я любить-то не люблю, отказаться не могу!

– Что, пхэнори, съела? – расхохотался Яшка.

– Вот паскуда... – сквозь зубы процедила Маргитка. Резко повернулась и пошла к Живодерке.

Яшка догнал ее.

– Ладно, сдуйся, пузыря. Крыжовину хочешь?

– А ты не все растерял? – поразилась Маргитка. – Давай!

Яшка полез под рубаху. Его добыча являла собой плачевный вид и большей частью была размазана по Яшкиному животу. Ругаясь и стряхивая липкую желто-зеленую массу на землю, Яшка все-таки нашел несколько нераздавленных ягод, одну протянул сестре, еще одну сунул в рот, пожевал, остановился с недоверчивым видом, сморщился:

– Фу... Ки-и-ислая... Гнилая, что ль, попалась?

– Нет, у меня тоже кислая, – растерянно сказала Маргитка, выплевывая полуразжеванную ягоду в пыль. – Ну-ка, дай еще одну!

К тому моменту, когда из переулка появились Гришка и кое-как умытая Анютка, брат с сестрой в кольце цыган уже перепробовали все уцелевшие ягоды.

– Тьфу, хуже уксуса! – разочарованно сказал Яшка, выплевывая последнюю. – Одна видимость райская... Слышишь, Гриха, зря мучились!

До поздней ночи по Живодерке носились две новости: одна – то, что хваленый толоконниковский крыжовник не стоит доброго слова и что нашли в нем профессора из академии – непонятно; вторая – что племянница мадам Данаи хитра, как настоящая романы чай[44] из настоящего табора. Гришку хлопали по плечу, посмеивались: «Женись, чаво, с такой бабой не пропадешь!» Он сердился, молчал. И допоздна искал глазами среди цыган Маргитку, но той не было.

Стук в дверь раздался во втором часу ночи.

– Эй, сестрица... Илюха... Вставайте!

– Что такое, бог ты мой... – простонал Илья, отрывая голову от подушки. – Кузьма, сдурел ты, что ли? Только-только легли...

– Вставайте, рая[45] приехали!

– Тьфу, холера... Настька, слышишь? Поднимайся!

Жена уже и без этого встала с постели. Илья с некоторой завистью наблюдал за тем, как она ловко и быстро, словно ее и не разбудили среди ночи, приводит в порядок волосы, натягивает платье, плещет в лицо из ковша в углу. Не цыганка, а солдат. По боевой трубе раз-два – и готова.

– Илья, что же ты? – спросила она через плечо, надевая перед зеркалом серьги. – Идешь?

Илья сел на постели, почесался, зашарил вокруг себя руками в поисках рубахи, с тоской думая о том, что после проведенного в ресторане вечера не проспал и часа. Настя, уже готовая, стояла у двери и прислушивалась к шуму снаружи.

– Кого же это принесло?

– Твоего Толчанинова небось... Или Грачевского. – Илья зевнул. – И что тебе в этом за радость, не пойму.

Настя молча улыбнулась. Взглянув на мужа, взяла гребенку, несколько раз провела по его всклокоченным волосам.

– Чисто леший, право слово. Идем, Илья. Наши уже внизу все.

Настя была права: нижняя зала была полна цыганами. Гитаристы настраивали инструменты, Митро, дающий «главную ноту» остальным, помахал спускающемуся с лестницы Илье рукой, показал на диван. Там в окружении молодых цыганок сидели гости. Оглядев смеющихся, еще заспанных девчонок, Илья убедился, что Маргитки среди них нет.

– Кто приехал? – спросил он у Кузьмы.

– Это к Маргитке. И где там она, зараза? Первая ведь услышала, что подъезжают, весь дом всполошила... Прическу, что ли, наворачивает?

К Маргитке? В сердце тут же царапнулось что-то нехорошее. Илья внимательнее взглянул на диван и с досадой убедился, что одним из гостей был собственной персоной Сенька Паровоз. Сейчас он уже не выглядел приказчиком из сухаревской лавки. Первый вор Москвы сидел в вальяжной позе, закинув ногу на ногу, мягкая шляпа лежала рядом с ним на столе, из-под расстегнутого пиджака был виден атласный жилет с золотой цепочкой от часов. Стоящая рядом Иринка что-то весело спрашивала у него, Сенька отвечал, показывая в улыбке крупные белые зубы. Двое других гостей явно были «из чистых»: приличные чесучовые костюмы, пенсне, аккуратно подстриженные усы, а у одного из них Илья даже с изумлением заметил в нагрудном кармане записную книжку с вложенным в нее карандашом. Господи всемилостивый... как это Сеньку в такую компанию занесло?

– Дмитрий Трофимыч, где дочь-то? – весело спросил Сенька у подошедшего с гитарой Митро. – Вы замуж не спровадили мою красавицу?

– Как можно, Семен Перфильич? – усмехнулся Митро. – Обожди, сей минут будет. Как твою милость увидала – сейчас начесываться кинулась. Скажи лучше, кто это с тобой? Владислава Чеславыча знаю, а вот с молодым барином не имею чести...

– А, эти... – Семен быстро оглянулся на своих спутников, задумался на минуту и вдруг, не сдержавшись, совсем по-мальчишески прыснул в кулак. – Это знаешь кто, Дмитрий Трофимыч? Господа-сочинители! Мне их дядя Хиляй из «Ведомостей» сосватал, третий день за мной ходют, как нанятые!

– Зачем?! – изумился Митро – ему изменила его обычная сдержанность.

– Изучают! – расхохотался Сенька. – Я на Сухаревку – они за мной, я на Хитров – они за мной. И не боятся ведь, черти, только бледные уж оченно ходили там... Книжку про меня хотят писать, вишь до чего дожил! Еще и в дело со мной просются! Чую, что и на каторгу их с собой брать придется!

– А что, к тому идет? – серьезно спросил Митро.

Посерьезнел и Семен.

– Да знаешь ведь, в нашем деле всяко бывает. Все под богом ходим.

Митро согласно кивнул, снова занялся гитарой. Сенька с нетерпением уставился на лестницу. Один из гостей что-то торопливо строчил в записной книжке. Илья тоже взял гитару, пробежался пальцами по ладам, делая вид, что проверяет настройку, исподтишка разглядывал ночного гостя, прикидывал – узнал его Сенька или нет. С виду, кажется, нет...