Филиппу и Ричарду, конечно, прохладительные напитки подавались без задержки, и на столике в серебряных мисочках имелись различные закуски, так что и голод их не тревожил, а потому и желания поскорей добраться до стола правители не испытытывали. Как известно, сытый голодного не разумеет, и до терзаний свиты королям не было дела.

Рыцарей развели по разные стороны ристалища, вручили тупые турнирные копья, и английский государь вежливо уступил французскому право дать знак к началу поединка.

Два коня понеслись навстречу друг другу.

Обстоятельства малых турниров были наиболее приближены к ситуации истинного боя, и состязающиеся воины, как правило, неслись прямо друг на друга, а как уж они там расходились после удара, было их личной заботой. На королевских турнирах, дабы внести больший порядок в это в целом беспорядочное действо, устраивались две дорожки: иногда они отделялись друг от друга полоской насыпанного песка, иногда — лентой или веревкой. Это было удобно для коней, для сражающихся и в особенности — для зрителей, которые точно и ясно могли рассмотреть, что же именно происходит на арене.

Рыцари стремительно сближались, наставив копья немного вбок, через конскую холку, и поудобней развернув щиты, чтоб отбивать удары противника. Сшиблись с грохотом и треском ломающихся копий. Вильгельм из Бара сидел в седле как влитой, рыцаря Белого льва сильно шатнуло, но он удержался.

— А-а! — расхохотался Филипп. — Вильгельм сильнее, видишь?

— Ни о чем не говорит, — равнодушно ответил Ричард, тем не менее внимательно следя за боем. — второй тоже в седле.

Двое состязающихся разъехались на прежние позиции, им вручили по новому копью, и король Франции снова бросил платок в знак того, что можно начинать (падения платка ни один из двух воинов, конечно, не разглядел, но молодые оруженосцы, расставленные по периметру ограды, по цепочке повторили его жест. Кони вновь понеслись по ристалищу, легко взбрасывая копыта над изрядно примятой травой.

— Garde tes sabots, un animal![2]— крикнул кто-то из французских рыцарей, наблюдавших за боем, держась в стороне.

В момент удара конь Неизвестного рыцаря встал да дыбы, и со стороны трибун донеслись ахи и тревожные вздохи. Дамы, отвлекшиеся было на мечты о прохладе замковых зал и уже уверенные, что ничто не может их заинтересовать на такой жаре, все-таки увлеклись. Особенно сильно был подогрет их интерес в тот момент, когда, вместо того чтоб бессильно распластаться по земле, рыцарь Белого льва вскочил на ноги. На самом деле он сгруппировался еще в падении, но приложился о землю с такой силой, что на миг опустился на колено. В тяжелых доспехах подобный подвиг был почти немыслим для того, кто не владел в совершенстве своим телом, но явлен воочию, и зрительницы разразились аплодисментами.

Вильгельм из Бара придержал коня и повернул назад. Остановился возле противника и что-то сказал ему.

На трибунах шли бурные споры. Кажется, логично было признать, что рыцарь сброшен с седла, но… Но мигом образовался целый частокол оговорок, да и его ловкий прыжок произвел впечатление, и все согласились, что падение было простой случайностью. Таковой оно, строго говоря, не являлось, но виновата была лошадь, а лошади не считаются полноправными участниками турнира.

Рыцарей развели, вручили им копья, и кони снова пустились в галоп. Сшиблись — и сбилось на сторону седло, в котором до сей поры надежно держался Вильгельм. Судя по всему, лопнула подпруга. На съехавшем седле рыцарь короля Франции, естественно, не удержался, рухнул на землю и покатился прочь от бьющих копыт. Оруженосцы бросились помогать ему подняться, но Вильгельм встал самостоятельно, прежде чем они добежали до него. На этот раз коня повернул Неизвестный и, подъехав ближе, придержал натяжением узды.

— Можно попробовать еще раз, — глухо сказал он. — Но я не вижу в этом смысла.

Солнце раскаляло доспехи, слепило глаза, и сеньор из Шампани видел только шлем да блеск глаз под дугами надглазнй.

— Я тоже. — Французский рыцарь взялся за рукоять клинка. Продолжим на мечах?

К нему подвели свежего коня, надежно заседланного, но, покосившись на предупредительного оруженосца, а потом на притомившегося скакуна рыцаря с белым льном на гербе, Вильгельм отрицательно мотнул головой.

— Будем биться пешими, — сказал он слуге рыцарь Белого льва без споров спешился.

К этому моменту уже на всех трибунах царило оживление. Вовсю работали веера, обвевая потные личики, но глаза блестели интересом, и о духоте полудня половина позабыла, а половина предпочитала потерпеть. Ненадолго задержавшись друг против друга, воины замахнулись мечами.

Звон, и грохот, и взмах железной перчатки — для равновесия. На локте покачивался деревянный круг с белым львом на черном фоне, но он скоро разлетелся под ударами тяжелого каролинга, и второй рыцарь тогда отшвырнул свой, целый щит. Клинки сталкивались с лязгом, которого трудно было оживадь от двух узких полос металла. Мужчины кружили по небольшому вытоптанному пятачку арены так легко, словно надетые на них доспехи и вовсе ничего не весили и с неба не лились потоки невидимого огня, будто действительно норовящие расплавить наплечники и кольца. Оставшись без щитов, оба теперь действовали обеими руками, и порой Неизвестный воин отбивал серую матовую змею Вильгельмовскоко каролинга вооруженной мелкоплетеной кольчуной ладонью.

А трибуны бесновались:

— Quel coup![3]

— Ce chevalier se tient parfaitement![4]

— Sus, Wilguem![5]

— Bon courage, l’anglais![6]

— Эге-ге-эй! — вторил кто-то из оруженосцев-англичан.

— Бей!

— Brise![7]

— Bon courage, un inconnu![8]

Поединок затягивался, и уже ясно было, что молодые воины нисколько не уступают друг другу и по силе и умению равны. Один был высок и кряжист, другой — высок и гибок, подвижен, как дикий кот, и оба действовали мечами так непринужденно, словно те ничего не весят. Равно казалось, что они совсем не страдают от докучной жары, хотя под нагревшимся металлом и стеганой одеждой наверняка обливались потом. Поединок двух облаченных в доспехи рыцарей, даже если они пешие, не может быть стремительным, но эти двое двигались очень быстро, и наблюдать за ходом боя было чрезвычайно увлекательно. Стоило Вильгельму нанести сильный удар или Неизвестному сделать хороший выпад, как дамы восторженно вскрикивали, а мужчины принимались громко обсуждать происходящее и подбадривать того из сражающихся, кто им больше нравился.