* * *

После смерти Вильгельма Доброго сын Фридриха Генрих в силу своего брака с Констанцией стал королем Сицилии. Для проведения коронации ему нужно было отправиться в Палермо в ноябре 1190 года. Однако перед самым выездом к нему пришла весть о судьбе отца; теперь Генрих мог претендовать на две короны вместо одной. Его отъезд с неизбежностью откладывался на несколько недель. К счастью, зима была мягкой, и пути через альпийские перевалы до сих пор оставались открытыми. К январю 1191 года Генрих и его армия благополучно перешли через них. Затем, укрепив свои позиции в Ломбардии и получив поддержку пизанского флота, Генрих направился к Риму, где его ожидал папа Климент.

Однако прежде чем он достиг города, папа Климент скончался. Поспешно, ибо имперская армия быстро приближалась, священная коллегия собралась на конклав и избрала преемником кардинала-диакона Джиачинто. В тех обстоятельствах это кажется странным выбором. Новый папа был знатного происхождения (его брат Урсус являлся основателем фамилии Орсини) и мог похвастаться — поскольку смело защищал Пьера Абеляра против святого Бернара в Сансе более пятидесяти лет назад. Однако теперь ему было уже восемьдесят пять. Вряд ли он мог противостоять молодому честолюбивому Генриху во время кризиса, который угрожал позициям церкви так же, как и Сицилийского королевства. Судя по всем признакам, он и сам так думал. Только приближение германской армии и усилившийся страх перед новым расколом в том случае, если произойдет задержка с выборами, заставили его наконец принять тиару Кардинал с 1144 года, он был рукоположен только в Страстную субботу, 13 апреля 1191 года, а на следующий день, в Пасхальное воскресенье, интронизирован в соборе Святого Петра в качестве папы под именем Целестина III. А 14-го состоялась первая официальная акция за время его понтификата — Целестин короновал Генриха и Констанцию как императора и императрицу Запада.

Пока все шло так, как хотел Генрих. Но прежде чем он продолжил свой путь, старый папа обратился к нему с предостережением. В первые недели 1190 года, отчаянно пытаясь избежать включения их государства в состав империи, сицилийцы короновали собственного короля — графа Танкреда ди Лечче, незаконнорожденного отпрыска старшего сына Рожера, также по имени Рожер, который умер раньше своего отца. Танкред имел свои недостатки, но он был человеком энергичным, способным и целеустремленным, и Генрих мог столкнуться с серьезной оппозицией. Действительно, ему, по-видимому, лучше было внять совету папы и немедленно возвратиться в Германию.

Генрих, разумеется, не внял предостережению и продолжил путь на юг. Поначалу все шло гладко. Один город за другим открывал перед ним ворота, и только под Неаполем пришлось задержаться. Городские укрепления находились в хорошем состоянии — годом раньше Танкред отремонтировал их на собственные средства, и его амбары и склады были полны. Когда император со своей армией появился под стенами, горожане оказались готовы к обороне. Начавшаяся осада, с их точки зрения, велась не слишком усердно. Из-за постоянных нападений сицилийского флота на корабли пизанцев Генрих так и не сумел добиться должного контроля над подходами к гавани, и оборонявшиеся продолжали регулярно получать подкрепления и припасы. Несмотря на мощные удары по стенам, укрепления стояли по-прежнему. И поскольку знойное лето продолжалось, стало ясно, что осаждающие страдают больше осажденных. Наконец 24 августа Генрих отдал приказ снять осаду, и через день или два имперское войско скрылось за холмами.

Возвратившись в Германию, неугомонный молодой император продолжал причинять беспокойство окружающим — он назначал епископов по собственному усмотрению и даже закрыл глаза на убийство некоего Альберта Брабантского, которого Целестин III утвердил в качестве епископа Льежа. Затем, незадолго до Рождества 1192 года король Ричард I[128], хотя и находился под защитой папы как возвращавшийся из крестового похода, был захвачен в плен Леопольдом Австрийским, который вскоре после этого передал его Генриху. Требуемую за него сумму (150 000 марок, доход английской короны более чем за два года) наконец собрали, и император использовал ее для того, чтобы откупиться от своих оппонентов в Германии. Затем, когда Танкред ди Лечче скончался в феврале 1194 года, всего через две недели после освобождения Ричарда, Генрих смог отбыть в Палермо, не опасаясь оппозиции и претензий на его корону с чьей-либо стороны. Он обрел ее на Рождество того же года.

Констанция не присутствовала на коронации своего мужа. Забеременев впервые за сорок лет жизни, она хотела следующего: во-первых, желания родить в спокойной обстановке, а во-вторых, не должно было возникнуть сомнений в том, что это именно ее ребенок. Она не отменила свою поездку на Сицилию, но двинулась в путь неспешно и в удобное для нее время. Она доехала только до маленького города Джези, примерно в двадцати милях к западу от Анконы, когда у нее начались родовые схватки. На следующий день после коронации супруга в палатке, поставленной на главной площади, куда был разрешен доступ любой из матрон города, которая пожелает присутствовать при рождении ребенка, она произвела на свет своего единственного сына Фридриха. Через день или два она представила его на той же самой площади собравшемуся народу и гордо кормила его собственной грудью.

Три года спустя, в ноябре 1197 года, после подавления восстания на Сицилии, осуществленного с привычной жестокостью, Генрих VI умер от малярии в Мессине в возрасте тридцати двух лет. Папа Целестин III, которому было восемьдесят шесть, пережил его на три месяца.

В августе 1202 года папа Иннокентий III и члены курии отправились в Лацио и остановились в Субьяко, приблизительно в тридцати милях к востоку от Рима. В городе находился монастырь, где папа легко мог разместиться. Однако — видимо, потому, что обитель не удовлетворяла его многочисленную свиту и понтифик не захотел оставлять ее, — весь отряд расположился лагерем на холме над озером. Здоровье у Иннокентия было слабое. Он терпеть не мог жары и старался при любой возможности проводить лето вне Рима. Однако в том году этого избежать не удалось. У него имелась лишь небольшая палатка; солнце палило нещадно, вдобавок его донимали мухи. Ни о какой работе не могло идти и речи. Папа и его люди бездельничали, сидя в тени, какую только удавалось найти, и пытались за разговорами забыть о житейских неудобствах. У многих из них не получалось совершить крутой спуск к прохладному озеру и трудный подъем, чтобы возвратиться в лагерь. Папа же тем не менее это делал, с удовольствием погружая руки в воду и прикладывая их к лицу. Один эпизод, известный из составленного в это время письма одним из людей папской свиты отсутствовавшему коллеге, позволяет несколько неожиданно и по-доброму взглянуть на человека, при котором средневековое папство достигло своего зенита.

Ни один понтифик не имел столь возвышенных представлений о папстве, как Иннокентий III. В самом деле, он был наместником Христа на земле (эта формулировка сохраняется и по сей день), занимающим положение где-то посредине между человеком и Богом. Однако его полная уверенность в себе наряду с чувством юмора, редким в Средние века, сделали его терпимым, простым, всегда доступным, снискав ему искреннюю любовь всех, кто его окружал.