Лотарио ди Сеньи родился около 1160 года. Его отцом был Тразимондо, граф Сеньи, а его мать Клариче — римлянкой из патрицианской фамилии Скотти. Налицо тесные связи с папством: Климент III (1187-1191) был дядей Лотарио, а Григорий IX — племянником (1227-1241). Пользовавшийся уважением за свои блестящие интеллектуальные способности, Лотарио изучал теологию в Париже и право в Болонье; в юности он совершил паломничество в Кентербери, всего через год или два после убийства Томаса Бекета. Климент III сделал его кардиналом в 1190 году, но Целестин III, поскольку его семейство находилось в давней вражде со Скотти, держал его на второстепенных ролях. Поэтому у молодого кардинала оказалось достаточно времени, чтобы написать несколько трактатов на религиозные темы. Один из них, «De contemptu mundi sive De miseria conditionis humanae» («О презрении к миру, или О ничтожестве жребия человеческого»), несмотря на свое мрачное название, приобрел чрезвычайную популярность, судя по тому, что сохранилось не менее 700 его рукописей. Во всяком случае, этот маленький, обходительный, наделенный чувством юмора человек наверняка производил очень хорошее впечатление на членов курии, коль скоро уже в день смерти папы Целестина 8 января 1198 года его в возрасте тридцати семи лет единодушно избрали преемником почившего.

Менее чем за два года Иннокентий добился того, что у него не оказалось соперников в Европе среди мирян. Смерть Генриха VI и традиционная вражда гвельфов и гибеллинов оставила Западную империю без руководства, а Германия оказалась в состоянии гражданской войны. Византия при своем никудышном императоре Алексее III Ангеле пребывала в состоянии, близком к хаосу. Независимости норманнской Сицилии пришел конец. В Англии и Франции после смерти Ричарда I в 1199 году возникли трудности, связанные с вопросами наследования. Папа находился в более удачном положении, чем кто-либо из его ближайших предшественников. И в отсутствие враждебного императора, который интриговал бы против него, ему вскоре удалось восстановить власть над папским государством, доведенным политикой Гогенштауфенов почти до анархии, и над самим Римом, примирив различные аристократические группировки, с некоторыми из числа коих он контактировал через свою родительницу Он даже сумел приобрести герцогство Сполето и Анконскую марку — территорию, тянувшуюся от Рима до Адриатического моря, что обеспечивало столь необходимый санитарный кордон между Северной Италией и Сицилийским королевством, где он добился другого дипломатического успеха, убедив императрицу Констанцию сделать Сицилию папским фьефом и назначить папу регентом до той поры, пока ее сын Фридрих не станет совершеннолетним.

Не столь удачлив оказался он, благословив Четвертый крестовый поход. Подобно своим предшественникам, Иннокентий выступал за освобождение святых мест от мусульманской оккупации, и еще в 1198 году он призвал к крестовому походу для отвоевывания Иерусалима, установив, чтобы собрать средства на него, налог в 2,5 процента с церковных доходов. Когда, однако, крестоносцы собрались наконец в Венеции летом 1202 года, они не смогли заплатить требуемые за перевозку их по Средиземному морю 84 000 серебряных марок. Поэтому венецианцы отказались отправляться в плавание до тех пор, пока крестоносцы не помогут им овладеть городом Зарой (или Задаром) на побережье Далмации[129]. В результате Зара была взята и разграблена. Однако между крестоносцами и венецианцами почти сразу вспыхнула ссора из-за раздела добычи, и когда порядок восстановился, обе группы расположились на зиму в городе в разных кварталах. Вскоре новости о происшедшем достигли папы. Придя в ярость, он отлучил от церкви всех участников похода. (Позднее понтифик передумал и ограничился тем, что, проявив очевидную пристрастность, предал анафеме только венецианцев.)[130]

Однако худшее было впереди. Когда крестоносцы еще находились в Заре, герцог Филипп Швабский, пятый и самый младший сын Фридриха Барбароссы, женатый на дочери свергнутого византийского императора Исаака II[131], приехал с предложением: если крестоносцы сопроводят его шурина, сына Исаака Алексея, до Константинополя и возведут его на престол вместо нынешнего узурпатора, Алексей профинансирует их предстоящее предприятие и даст в подкрепление армию из 10 000 воинов. Он обязался также положить конец стопятидесятилетней схизме подчинением византийской церкви власти Рима. Предложение звучало весьма заманчиво, и его приняли как крестоносцы, так и венецианцы, быстро позабывшие о разногласиях. Однако в апреле 1204 года это привело к самому чудовищному из злодеяний, которыми и без того богата история Крестовых походов, — безжалостному разграблению и частичному разрушению Константинополя, столицы Римской империи и наиболее важного христианского форпоста на Востоке: и это совершили люди, возложившие на свои плечи крест Христа. В результате головорезы-франки (большинство из них едва могло написать собственное имя, и ни один из них не знал ни слова по-гречески) занимали трон константинопольских императоров в течение последующих пятидесяти семи лет. Византии удалось продержаться еще почти два столетия[132], однако это была только бледная тень прежней империи.

Папа Иннокентий, который совершенно безуспешно пытался удержать крестоносцев от похода на Константинополь, ужаснулся, как это сделал бы любой на его месте, когда услышал о жестокостях, которые они совершили; однако едва ли он мог не обратить внимания на то обстоятельство, что в результате латинской оккупации в Константинополе водворился римский католический патриарх, и таким образом обманывал сам себя, думая, что схизма успешно преодолена. «По справедливости суда Божия, — писал он, — королевство греков перешло от гордых к смиренным, от непослушных к верующим, от схизматиков к католикам». Как глубоко Иннокентий заблуждался! Разгром Константинополя не только не положил конец расколу, но и увековечил его[133].

Однако вера Иннокентия в идеалы крестоносного движения осталась непоколебленной, и альбигойцам еще предстояло убедиться в этом.

* * *

Альбигойцы представляли собою еретическую христианскую секту, которая возникла в Лангедоке к началу XI столетия. Их особое еретическое учение — катарство — существовало не только в Европе. Первоначально катары обитали в Армении, где под названием павликиан они доставили немало хлопот последующим византийским правителям, а также в Болгарии, Боснии, где их знали под именем богомилов. В сущности, они придерживались манихейской доктрины, согласно которой добро и зло представляют собой две разных сферы — добра, Бога (духа), и дьявола — создателя материального мира; земля же представляет собой поле постоянной борьбы между ними. Предводители катаров, perfecti[134], воздерживались от мяса и от секса; они отрицали существование святых, священных изображений и реликвий, равно как и все таинства церкви, в особенности же крещение и брак. Папа Иннокентий не мог относиться терпимо к таким отступлениям от ортодоксии. Поначалу он попытался уладить дело миром, отправив для переговоров цистерцианскую миссию во главе с Пьером де Кастельно и аббатом Сито, к которой потом присоединился испанец Доминго де Гусман, более известный как святой Доминик. Однако в 1208 году Пьер был убит слугой графа Раймунда VI Тулузского, и Иннокентий объявил крестовый поход.