Григория приняли по рекомендации. Чьей — выяснить не удалось. Сам Григорий — бывший поручик, ушел в отставку по ранению. Служил на границе, имеет боевой опыт.

— Мда-а... С кондачка не решишь, что тут делать, — задумался Илья Иванович.

Пусть по словам помощника конфликт спровоцировал его сын, но для купца это было неважным. В их деле без конфликтов и чуть ли не открытых войн капитал не нажить. Так что пускай учится, шишки зарабатывает. Потом пригодится. А вот спускать кому бы то ни было нападение на сына он не собирался. И жене обещал, и репутацию растерять можно, если противники прознают, что о младшего Посеребренного «ноги вытер» простой учитель.

— Значит, силой мы его сейчас наказать не можем. Тогда будем бить по тому, что более ценно у дворян, — тяжелым взглядом посмотрел он на помощника. — Ударим по его чести!

Глава 21

— Смотри, непотопляемый какой-то, — расслышал я один из возгласов, когда медленно шел по коридору института.

Но стоило мне обернуться, не удержавшийся студент тут же замолчал. А так как стоял он не один, а в компании еще из троих сокурсников, понять, кто именно воскликнул, я не смог. Но это и не сильно важно. Главное иное — учащиеся начинают воспринимать меня всерьез. Это стало понятно не только и не столько по этому возгласу, сколько по взглядам окружающих. А они изменились. Интерес сменился легкой опаской. Те, кто поддерживал меня раньше тайком, стали уже более открыто улыбаться, когда я смотрел на них, а пару раз со мной даже здоровались. Большой прогресс!

Единственное, что меня смущало — сумка с вещами, с которой я так и таскался весь день. Деть ее было некуда, а новое жилье я так и не нашел. Но до одного случая я почти не обращал на нее внимания, стараясь просто не забыть. Однако когда я попытался посетить одно из занятий, чтобы привычно просидеть на нем до конца учебного дня, то преподаватель, очевидно единомышленник Истринова, попытался выставить меня вон. И основанием этого решения как раз и стало наличие сумки в моих руках.

— Личные вещи студенты оставляют дома, — исподлобья смотрел на меня молодой учитель, что только недавно сам был студентом, а тут каким-то образом сумел прорваться на преподавательскую должность.

— Вы так с барышнями своими разговаривайте, — с ходу заявил я ему. — Что и куда я ношу, вас не касается, — отрезал я. Хамить и я прекрасно умею, да и настроение не к черту.

Молодой препод, с шикарными бакенбардами, как у иных генералов, да императоров, скрежетнул зубами, но развивать спор не решился. И правильно! Но на заметку я его взял и фамилию запомнил.

Отсидев же занятие, я решил дать институтской общественности успокоиться, а самому отправиться на поиск жилья. Но чтобы соблюсти приличия, сначала пошел к ректору. Предупредить о своем отсутствии, ну и узнать его мнение, как ко мне будут относиться дальше, тоже интересно.

— Григорий Мстиславович? Что-то опять случилось? — всполошился Игорь Александрович.

— Слава богу, нет, — успокоил я его.

Тот даже скрывать своих чувств не стал, громко и облегченно выдохнув и откинувшись на своем стуле.

— Так по какому вы вопросу?

— Хочу узнать, что вы думаете — чего мне стоит ожидать от студентов и преподавателей? И мне не совсем понятна ваша позиция — почему на претензии Истринова ко мне вы никак не отреагировали, а на мои, совершенно справедливые, к нему — тут же постарались все замять?

Глаза Котельникова забегали по рабочему столу.

— Понимаете ли, Григорий Мстиславович, — начал он, боясь поднять на меня взгляд, — управлять таким коллективом, как преподаватели учебного заведения, не так-то и просто. Сор из избы мы стараемся не выносить, а за своих бьемся до последнего, даже если считаем их не правыми. А вы, уж не обижайтесь, но все еще не стали частью коллектива. Но надеюсь, вскоре это пройдет, — тут же попытался он меня «успокоить», словно для меня это имело значение. — Я полностью с вами согласен, прощать подобное вопиющее нападение со стороны учащихся нельзя ни в коем случае! А то в другой раз они уже не на вас, а на кого иного нападут. Покажется им, что их знания были оценены некорректно — и решат пойти «проверенным путем». Так что, ваше требование устроить им выговор, пусть и устный, я полностью поддерживаю и даже сейчас пишу соответствующие письма родным студентов, чтобы они повлияли на своих чад.

Ага. Так вывернул, словно это я смягчил наказание для студентов до устного выговора, а не они своим внешним видом показывали, что более суровое наказание не потерпят. Ну и жук! Понятно, почему он на своем посту. Хитрый и скользкий. А ведь поначалу показался мне открытым и честным.

— Вы не ответили на мой вопрос, — прервал я словесное излияние ректора.

— Кхм. Да, — кивнул Игорь Александрович. — Ну что я могу сказать? — тут же поменял он тон, поняв, что убедить меня, не обращать внимание на его поведение на «заседании», не получилось. — Студенты теперь станут осторожнее и так открыто против вас не пойдут. Поэтому советую внимательнее смотреть по сторонам. Среди них немало сорвиголов, и парочка найдется, что могут попытаться в подворотне вас поймать. У преподавательского состава отношение к вам если и поменялось, то незначительно. Чьи-то симпатии усилились, у кого вы наоборот стали объектом постоянного раздражения. Но на решительные действия против вас никто из них не пойдет. За это ручаюсь.

— Точно?

— Ну, — замялся Котельников. — До того момента, как вы чего-нибудь еще подобного не учудите.

— Вот спасибо, успокоили, — с сарказмом произнес я, и перешел к другой теме. — Вы наверное заметили, что я с вещами, — поднял я сумку, что до этого поставил рядом с собой на пол. Тот кивнул. — Видите ли, мне не очень удобно добираться до института с места своего нынешнего проживания и я решил его сменить. А когда я принимаю решение, то не откладываю его выполнение в долгий ящик. Так что, жилья у меня сейчас нет, и я буду вам признателен, если вы сможете мне посоветовать, где здесь поблизости и у кого можно снять комнату.

— Право, я не интересовался таким вопросом, — протянул ректор. Но потом вспомнил про мой намек на решительные