Дом Ульпиана расположился на самой границе между «чистым» районом, который представлял собой прямоугольник в центре города, и кварталами попроще. Так, чтобы не дразнить гусей вопросом «что этот простолюдин себе позволяет?!», но и не заставлять благородных клиентов ходить слишком далеко. До Храма отсюда было минут двадцать умеренно быстрой ходьбы, но Елена потратила не меньше получаса – пришлось обойти две могучие свары. Одна чисто бандитская, вторая выдалась интереснее – приспешники графских фамилий опять сошлись пеше и оружно, выясняя, кто здесь самый сильный.

Елена уже который раз становилась невольным свидетелем таких баталий, они разгорались по всему городу едва ли не ежедневно, обеспечивая стабильную норму раненых и покойников. Но женщина никак не могла понять – каким образом противники узнают своих и чужих? Предполагалось, что по символике и цветам враждующих домов, однако для ее взгляда все они были разодеты одинаково, то есть красочно-беспорядочно, как психоделические петухи. Приличный наемник – если конечно он не принадлежал к свите дворянина или не носит ливрею, скажем, «лучника тела» - жил как настоящий рок-н-рольщик, то есть быстро, дерзко и обязательно разукрасив себя как новогодняя елка. Поэтому гербовая бляха или медальон звенели, болтаясь в тесной компании с десятком брошей, заколок, оберегов и прочей бижутерии. А про цветные ленты и кокарды и говорить бессмысленно. Однако сами противники своего и чужого опознавали с первого же взгляда. Вот, что значит практика.

Итак, по десятку мордоворотов с каждой стороны занимались дракой. «Занимались» в данном случае описывало происходящее точнее всего, потому что противники явно не горели желанием биться «за живот», то есть насмерть. Если бы не настоящие кинжалы и короткие обоюдоострые мечи с гардами «восьмеркой», вошедшие в большую моду по всем городам Ойкумены, процедура походила бы на мероприятие для записи в протоколе и отчетности перед начальством. Усато-бородатые морды воинов были выразительны и преисполнены грустным осознанием с одной стороны бесполезности, а с другой - неизбежности текущего занятия. Ругались без огонька, дежурно оскорбляя «одноглазую шлюху» и «вяленых старперов». Раненых не добивали, да и вообще, кажется, целили больше по кольчугам – больно, синяки и кровоподтеки впечатляющие, однако в целом для жизни малоопасно.

Как всегда, хорошая драка собрала обширную группу поддержки – зевак, жуликов широкого ассортимента, городских стражей, которые символизировали порядок, законность и контроль, держась, впрочем, подальше, а то и прибить могут. Девицы легкого поведения обещали должным образом охладить разгоряченную кровь боевитых мужей. Лекари, несмотря на тесноту, деловито раскладывали прямо на мостовой нехитрую снасть, вездесущие мальчишки тащили к ним раненых, как муравьи жуков (попутно обшаривая и срезая кошельки, это была привилегия носильщиков-санитаров, которую прочий криминал не нарушал), а затем бегали с кувшинами воды от ближайшей колонки. Пахло кровью, потом и железом. Перебивая вопли дерущихся орали, как павлины (то есть предельно гнусно) продавцы пирогов, сладостей и напитков.

Елена поглядела на все это, вздохнула и решила обойти непотребство по соседней улице. Решение оказалось мудрым, потому что как раз в указанный момент к обеим группировкам прибыло подкрепление. Оное представляло собой по одному всаднику с каждой стороны, по виду типичные бедные кавалеры, что-то вроде драгун, которые на лошадях не сражаются, а приезжают к месту битвы. Надо полагать, то были местные комиссары, и они без промедления начали работу с контингентом. Меж домов повисла тяжким пологом брань, угрозы запороть в чертям свинячим и самое страшное – лишить жалованья. Морды солдат удачи стали еще тоскливее и зверинее, клинки загремели куда бойчее, но женщина уже оставила драку в стороне, свернув за угол.

Ха, подумала она, если бы не Лекюйе-Аргреффы, с голоду она бы здесь все равно не умерла бы. Учитывая количество мертвецов, ежедневно производимых Пайтом, ни ее пол, ни грамота не имели никакого значения, главное держаться низовой хирургии, отрасли, традиционно презираемой «настоящими» докторами университетского образования.

Навстречу бежал народ, горожане спешили к месту локальной битвы ради веселья и заработка. Елена посторонилась и привычным жестом нащупала поясную сумку. Нет, все в порядке. Надо придумать карманы…

За высокими крышами уже поднимались остроконечные шпили Храма. В солнечный день даже свинцовые кровли поблескивали, как позолоченные. Женщина ускорила шаги, пересекла небольшую площадь на перекрестке. Такие всегда выполняли несколько функций, обычно тут размещался рынок, происходили гуляния, выступали бродячие цирки и театры, часто здесь оказывался колодец, водная колонка или даже фонтан. А еще на площади устраивались местные экзекуции по малосущественным делам без квалифицированного судебного вмешательства. Сегодня колодки пустовали, зато рядом сидел очень грустный и оборванный мужчина средних лет, прикованный за шею к мельничному жернову. Обычный «несанкционированный» точильщик.

Елена снова поморщилась, вспоминая лекцию, прочитанную на днях Ульпианом в качестве ответа на простой вопрос – кто эти бедолаги, которых взялись репрессировать с таким жаром, будто они какие-нибудь фальшивомонетчики? В результате женщина обогатилась знанием того, что мельничные и мукомольные жернова бывают двух видов. Гранитные – лучше всего, надежная классика, но дорогие. В Пайте и окрестностях дорогие особенно, потому что хороших залежей гранита здесь нет. Поэтому те, кто не мог позволить себе такое, пользовались вариантом похуже, но куда бюджетнее – из кварцевых частей, соединенных гипсом. Подобного рода эрзацы традиционно делали «проточники», то есть мастера, вытачивавшие заново стертые бороздки на жерновах.

Дорбо сумели каким то чудом выбить из города и короля право «доброго исчисления» мукомольных промыслов - в привычных Елене терминах это звучало бы как «лицензирование». Фактически супружеская пара взяла под контроль все производство муки, то есть буквально стратегическую отрасль натуральной экономики. Привилегия была очень крутой, но графиня Карнавон ответила тем, что продавила запрет пользоваться кварцевыми жерновами, дескать, гипс ужасно вреден и стачивает зубы. Теперь молоть зерно разрешалось только гранитом, на который у графини была монополия, так же как и на право точить заново стертые бороздки у жерновов.

Таким образом уже не первую неделю на десятки километров вокруг столицы поднимались дымы от сжигаемых головорезами Дорбо недозволенных (то есть не откупившихся огромным взносом) мукомолен. И брели к местам экзекуций «проточники», не выправившие у Карнавонши лицензионную грамоту. Этому бедняге еще повезло, надо всего-то месяц просидеть на площади. В сельской местности солдаты графини нарушителям честной монополии без затей ломали руки. Мука сразу подорожала на пятую часть от прежней цены, хлеб на четверть, а тот, что делался из настоящей муки, без примесей – почти на треть. Поползли слухи, что любовь крестьян к богом дарованному королю сильно поубавилась, однако никому, разумеется, не было дела