- Почту за честь. Почту за честь…

_________________________

Кстати, цитата про королей и проституток мной не выдумана, а позаимствовал из «Истории нравов» Эдуарда Фукса. Рекомендую, весьма познавательная книга, хотя (имхо) автор все же временами сгущает краски. Но атмосферу легкости нравов, царящую в высшем свете автор, насколько я понял из сопоставления источников, передает весьма точно.

Глава 11

Глава 11

- Что же… - протянул мастер Ульпиан, с третьей попытки водрузив на переносицу очки. – Посмотрим, поглядим…

Это была странная особенность, которая неизменно поражала Елену. В Ойкумене давно уже додумались до тактических очков с цветными линзами из упрочненного стекла, а также вполне земного вида оправы с проволочными или костяными дужками. Их часто использовали на Пустошах, в прочих землях реже, но также применяли. Однако в городах слабое зрение подкрепляли уродливыми конструкциями без дужек, похожими на гибрид складной лупы и прищепки. С чем это было связано – загадка. Возможно, психология аборигенов жестко разделяла предметы по назначению. То, что с диоптриями – одна штука, то, что для защиты глаз – совершенно иное дело, хотя и там, и там есть линзы. Такие вещи - вроде бы мелкие, незначительные - снова и снова демонстрировали Елене пропасть, разделявшую местных людей и ее, пришельца из условного будущего.

- Любопытно, - пробормотал Ульпиан. – Это под диктовку? Больно гладкая речь.

- Нет. Я переписала с их слов. В меру… своего понимания. Убрала несущественное. Уточнила значимое.

Ульпиан хмыкнул, прищурился. Положил лист и строго вопросил:

- А что бы ты им сказала?

Елена сглотнула, потянулась было к собственному носу, чтобы потереть его, сообразила, что это жест неуверенности, попытка выиграть время, оттянуть момент ответа.

- Ничего.

- Хм? – Ульпиан воззрился на писца, через толстые линзы его глаза казались гротескно громадными, как у жабы.

- Я бы написала ответ, потому что буквы окончательны. Написанное нельзя переврать или забыть. Можно лишь исказить толкование. И прочитала его.

- Хм, - мэтр повторил тот же односложный звук, но уже с совершенно другой интонацией.

- А написала бы я, что притязания господина и землевладельца, к сожалению, справедливы. Они обоснованы давним и повсеместным обычаем. Дарение первой свиньи из помета есть крепостная повинность. Если дед ее исполнил, значит, он признал себя крепостным. И его потомки тоже суть крепостные. К сожалению. Поэтому в суд подавать можно, но состязание выйдет непростым. И определится произволом судейского решения.

Елена вздохнула. Подумала, что неплохо получилось. Не уверена в способности изъясняться длинными фразами - говори короткие, делай паузы, обдумывая слова. Заодно и прозвучит весомее.

- Ну почему же «к сожалению», - не понял юрист. – Это данность, естественное положение людей. Кмиты, крепостные, арендаторы - каждому свое.

- Людьми владеть нельзя, - нахмурилась женщина. – Обращать их в рабство…

Она не закончила, решив, что оборот в стиле «по замшелым правилам» юрист не поприветствует.

- Конечно нельзя, - тоже сдвинул брови Ульпиан. – В законах четко и ясно сказано, что крепостничество не есть право владения. Эх, учиться тебе еще и учиться… Ладно, пиши отзыв, потом я его скину этому… который ушастый и все время ломает перья. Он доведет дело до конца и отчислит долю малую. Что у нас там насчет узурпации дворянства?

- Кавалер цин Ребьер и его претензии? – уточнила Елена. – Придется идти на храмовое кладбище, искать там могильные камни с именами предков. Если не найдем, то ему следует отказать.

- Прямо-таки отказать?

Она скривилась, задумавшись на мгновение, не слишком ли много берет на себя. Затем решила, что, почему бы и нет? Ты либо уверен в своих делах и словах, либо не уверен, вот и все.

- Да, отказать, - упрямо и твердо повторила женщина. – У него нет ничего. Никаких подтверждений. Брачных договоров, записей о рождении, завещаний, ревизий очагов, вассальных присяг, сюзеренных жалований, актов о вступлении в должность и так далее. Вообще ничего, только грамота, какую в суде показывать стыдно. И смешно. Надгробие то по большому счету надо глянуть для очистки совести.

- Согласен, - лаконично приговорил мэтр. - Значит сегодня и посмотри.

Елена с трудом удержалась от дрожи. Мысль о том, чтобы идти в Храм, даже не в само здание, а пройтись рядом, вызывала холодок по спине.

А может я местный дьявол, подумалось ей, неожиданно и трезво. Просто нечистая сила, потому и не могу войти под освященные своды… без эксцессов.

- Хочу закрыть это дело, - Ульпиан снял, наконец, очки, сложил их и вернул в жесткий футляр на поясе. – И еще надо тебе к проституткам северного квартала, там, где канатчики и пивовары.

- К проституткам? – не поняла женщина. На языке плясала, готовая сорваться, короткая и энергичная отповедь насчет того, что…

- Да, к проституткам, - повторил юрист. – Им там юдикат ни с того, ни с сего выписал запрет работать от рыночной площади до колодца, то есть, считай, по всей улице. Чтобы не растравляли богопротивными искусами мораль и нравственность честных граждан. Жители недовольны, хотят опротестовать решение, дескать, негоже лишать падших созданий куска хлеба. Из милосердия. Тем более, что, не имея другого занятия и ремесла, они просто умножат порок в иных местах. Поспрашивай, вызнай, что и как. Мне этим заниматься невместно, но посоветуем, кому и как взяться за дело. А если честные горожане готовы раскрыть мошну, то, как знать, может быть и вместно…

- Сделаю, - кратко пообещала Елена. – Но сегодня не успею. Если только могилы на потом оставить.

- Сначала надгробные надписи, - решил мэтр. – Хочу, в конце концов, отказать этому самозванцу. Затем девицы и сердобольные горожане. Однако на неделе все надо порешать.

- Да, сделаю, - повторила Елена, стараясь, чтобы отсутствие энтузиазма выглядело как деловая сосредоточенность.

«А не слишком ли я перерабатываю за три копы в неделю?»

Вопрос был риторический, Елена отлично понимала, что получает великолепное даже по столичным меркам жалованье, которое не каждый мастер видит. Учитывая, что она не платила за кормление и постой во всех формах, начиная со стирки. Но эти хождения от кладбищ до проституток крепко утомляли.

- Ступай, - поторопил ее мэтр, но замер, прислушиваясь. За окнами прозвенели колокола – полдень, начиналась дневная стража.