Какая замечательная дочь! Во всем мире такую не сыскать. Огромное богатство у Венцеля Марцела – его дочь. Только одна печаль. Ей скоро семнадцать. Ее сверстницы уже три года как замужем и успели нарожать по двое деток. Хотя она не какая-то там селянка, которую спроваживают замуж в четырнадцать лет, чтобы лишний раз не покормить.

Ну, ничего… Скоро, очень скоро…

И Венцель Марцел почувствовал, что опять готов окунуться в сладостный розовый океан своих мечтаний.

«Но почему мечтаний, – тут же встрепенулся он. – И совсем не мечтаний. Это правильные рассуждения о недалеком будущем. И все это имеет основу и здравый смысл. У меня все получится!»

Приятнейшая улыбка расплылась на лице бюргермейстера.

Как все славно складывается.

Вот оно, решение всех проблем и города, и самого бюргермейстера. И все так просто. Соединить эти проклятые ручейки, которые только разводят болото, в запруду, а с нее пусть уже течет вода, способная вращать колеса. Много колес.

Венцель Марцел желает и мукомольни, и сукновальни, и дробилки. А более всего Венцель Марцел желает лесопильню с хитрыми машинами.

О! Это да!

Венцелю Марцелу представились бесконечные вереницы повозок, груженных балками, досками и всякой другой столярной всячиной. И они расползаются во все концы. Нет, не так. Они потянутся на север. В богатейшие города Ганзейского союза. Ведь там вечное строительство соборов, домов, амбаров и заборов, заборов, заборов…

А что еще более важное, так это постройка кораблей. Вот куда пойдет лес Венцеля Марцела. Всем известно, как трудно, да нет, почти невозможно выпилить точный брус, который так необходим в строительстве больших кораблей. А дать крепкую и ровную доску…

Эти ганзейские купцы, зазнайки и гордецы, будут руки целовать Венцелю Марцелу! Да что руки…

А сколько горожан получат работу. О! Как они будут счастливы. И они, и их жены, и вечно голодные детишки. Они будут денно и нощно молиться за своего великого бюргермейстера.

И потекут ручейки, нет, потоки серебра и золота в Витинбург. И, конечно же, в сундуки Венцеля Марцела. И тогда…

Да что там богатейшие купцы Ганзы! Бароны. Нет. Графы и князья будут добиваться руки милой Эльвы. Пусть только доченька потерпит. Все будет сказочно прекрасно…

Ну вот, наконец-то наступил рассвет.

Венцель Марцел быстро оделся и спустился на первый этаж. Он широко открыл дверь и подошел к лежанке Хейлы.

Крупная, разгоряченная сном женщина спала, отбросив ветхое одеяло. Ее большая, упругая, никогда не знавшая ребенка грудь мерно поднималась и опускалась. На розовом сонном лице ярко пылали пухлые губы.

Венцель Марцел почувствовал волнение в самом низу живота, но тут же отбросил греховную мысль. Сейчас не до этого. К великому пути нужно готовиться серьезно, не давая себе расслабиться. А когда все получится, тогда уж… Да что Хейла. Будет столько служанок… Можно и о женитьбе подумать.

– Эй, вставай. Скорее вставай!

Хейла открыла глаза и глупо уставилась на хозяина.

Венцель Марцел скривился, но все же как можно ласковее сказал:

– Уже утро. Ты все помнишь, что я велел сделать?

Хейла улыбнулась, обнажив на редкость здоровые зубы. Может быть, из-за этих зубов она и продолжала оставаться в доме бюргермейстера.

Венцель Марцел попытался улыбнуться, но, вспомнив о великом пути, сдвинул брови.

– Вставай. Принимайся за дело. И разбуди Эльву. Она тебе поможет. Скажи, что я просил. Она не откажется. Она славная девочка.

– Она ангел, – подтвердила служанка и отбросила одеяло.

Волна опять прошла по низу живота Венцеля Марцела. Но он стиснул зубы и вышел из комнаты служанки.

В прошлую субботу купцы из Любека привезли бюргермейстеру давно заказанную им редкую и полезную вещь – очки. И на счастье, не одни, а сразу несколько. Венцель Марцел долго примерялся и выбрал такие, что позволили ему видеть буквы на расстоянии в полруки.

Этот день стал для него счастливым. Теперь он мог перечесть любимые с юности книги. К ним прибавить те, что за невозможностью прочитать складывались в архиве. И более того, теперь он мог писать сам!

О, как много он хотел написать! И об отце, и о себе, и о городе. Но прежде всего несколько философских работ. Однако все это потом. Через несколько лет, когда сундуки не будут закрываться от груд серебра и золота, а в городском совете будут править умные и распорядительные ставленники Венцеля Марцела.

А пока…

Венцель Марцел поднялся в свою спальню и подобрал с пола несколько листков итальянской бумаги. Очень хорошей бумаги. Умные итальянцы ввели в практику проклейку бумаги животным клеем, что повысило ее прочность и улучшило использование. Эта хорошо проклеенная бумага не пропускала чернила, и писать на ней было одно удовольствие. А чернила стояли на столе в бронзовой чернильнице и ждали часа, когда смогут пролиться мудростями хозяина. Чернил много. Венцель Марцел заказал много чернильного порошка из смеси сажи, высушенных чернильных орешков, что были наростами на дубах, и живицы сливового дерева. Этот порошок быстро растворялся в теплом вине и так же быстро высыхал на поверхности пергамента или бумаги.

Рядом с чернильницей лежали два ножа. Один с тонким лезвием для заточки гусиных или лебединых перьев, а второй с широким концом, для стирания пятен и ошибок. А еще циркуль для разметки строк, линейка и свинцовый карандаш. Им-то бюргермейстер и расчерчивал листы бумаги. Хотя это можно было поручить и помощнику писца. Ведь удовольствие доставляло только то, что он писал на бумаге.

Вот и сейчас, перечитывая свои записи, Венцель Марцел радовался тому, как правильно и удачно он расписал каждый шаг, который, несомненно, приведет его к несметному богатству и…

Наверное, к славе!

Все это он желал сегодня на обеде преподнести пяти самым важным и нужным людям города. Вот только жаль, что в эти февральские дни приходилось поститься. И нельзя было подать такие кушанья, от которых язык проглатывают. Ну ничего. И того, что приготовят Эльва и служанка, будет достаточно, чтобы гости были довольны и с особым почтением прислушались к хозяину дома.

Чем ближе подходило время обеда, тем более волновался Венцель Марцел. Хотя и совершенно напрасно. Он все рассчитал и все взвесил. У него нет ни одного ошибочного шага. Последний, немаловажный шаг он сделал вчера.

Палач оказался упрямее, чем можно было ожидать. Но бюргермейстер был к этому готов. И когда палач трижды произнес «нет», Венцель Марцел заговорил о воровском ремесле и о тех, кто покрывает преступников. Нет никаких прямых доказательств, никаких имен. Так, все в общем.

Но он понял!

Он сразу же понял и опустил до колен свою омерзительную голову. Он почувствовал за собой вину. А еще, быть может, побоялся за своего помощника. Да и самому ему пришлось бы несладко. А к юноше палач все же привязался. Этот Патрик, пожалуй, едва ли не единственный человек, с которым палач обменивается более чем десятком слов за одну беседу. Во всяком случае, с горожанами и муниципальными служащими диалога у него не получалось.