Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идем же, — повторил он, сняв куртку и накинув ее мне на плечи. — Похоже, ты совсем замерзла.
— Зря я не надела куртку.
— Оставь себе мою. — Он отворил стеклянную дверь, и мы вошли в ресторан. Там было темно, и на каждом столике горели свечи, блики от которых плясали на стенах. Из спрятанных где-то динамиков лился голос Роя Орбисона, певший «Мечтай, детка». Через окно было видно, как серебрится в лучах заката вода, постепенно погружаясь в коричневатую мглу. На противоположном берегу маячил скалистый мыс, поросший кедрами, среди которых бродило стадо коз. Я снова оглядела ресторан. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я разглядела висевшие на стенах чучела рыб, расположенные так, словно они плывут. Тут были крупные и мелкие окуни, краппи и усатые сомы. Из тени вынырнула официантка с ярко-зелеными веками и протянула нам огромные меню в бордовых пластиковых обложках.
— Столик на двоих? — официантка улыбнулась, обнажив щелочку между передними зубами. Волосы у нее были начесаны от самых корней.
— Да.
И она повела нас к столику, виляя в полумраке своими пышными бедрами. Стараясь не споткнуться, мы двинулись вслед за ней мимо столов с семейными парами и официанток, снующих туда-сюда с подносами жареной рыбы, кукурузных оладий и шипящих бифштексов. Наша провожатая остановилась у столика перед окном, положила на него оба меню и, не переставая улыбаться, исчезла. Джексон отодвинул мой стул. Когда я уселась, его руки скользнули по моим плечам и слегка их сжали:
— Ну как, согрелась? — шепнул он мне на ухо.
Я быстро кивнула.
— Да. Спасибо. — На мне все еще была его куртка. Я попыталась вернуть ее, но он повесил куртку на спинку моего стула.
— Она тебе пригодится, — улыбнулся он и тоже сел. За его спиной маячила медная поверхность озера. Из динамиков тем временем понеслись голоса «Ю-2», исполнявших «Один». Я стала теребить волосы. К нам подошла похожая на ведьму темноволосая официантка, приняла заказ и забрала меню. Зимними вечерами, даже по пятницам, ресторан просто переполнен. Джексон сказал мне, что последние пятьдесят лет это самое популярное заведение в здешних местах.
— Пятьдесят? — удивилась я. — Надо же, как давно.
— Вот видишь? — Он хитро подмигнул мне. — Штат Теннесси полон приятных сюрпризов.
В чем-чем, а в этом я сильно сомневалась. Наша официантка вновь возникла из мрака и поставила на стол чай со льдом в высоких стаканах, из которых торчали огромные дольки лимона. Вот еще одна вещь, от которой я совершенно отвыкла, — чай. Местные жители, и Джексон в том числе, пьют его круглый год. Я же пью в Мексике «Сидралс», текилу или просто газировку, а в остальные месяцы, в Калифорнии, признаю лишь эспрессо, воду «Эвиан» и фирменный лимонад, который готовит мой свекр. Не считая редкой баночки «Лап-санг сушонг», которую я иногда выпиваю на завтрак, мы почти что не пьем холодного чая.
— После маминой смерти папа стал водить сюда своих подружек, — сказал Джексон, водя рукой над свечкой. Небо за его спиной приобрело кобальтовый оттенок, чуть светлее воды.
— Он женился опять? — Я запамятовала, был ли он женат, но самого доктора Маннинга помнила предельно отчетливо. Он стригся очень коротко, и его шевелюра казалась прозрачной, как стекловолокно. На нем всегда был огромный халат ниже колен, маскировавший массивный живот; неизменные густые усы и круглые бифокальные очки в железной оправе придавали ему сходство с Тедди Рузвельтом.
— О да, клянусь богом! — Джексон тряхнул головой и откинулся на спинку. — И не раз. Рассказываю по порядку: сперва была медсестра из его офиса по имени Фэй. Имя писалось через «э». Эта умерла от алкогольного отравления. Затем Памела, медсестра с кардиологического отделения, которую отправили в реабилитационную клинику.
— А с этой-то что стряслось?
— Подсела на транквилизаторы, которые ей выписывал мой отец. Предпочитала валиум и перкордан. С ней он развелся… в восемьдесят девятом? Нет, в девяностом. Уже через семь месяцев после этого он женился на некой Сэлли, имя которой тоже пишется через «э». Кажется, они познакомились в больнице. Она моя сверстница, но уже вырастила двух дочерей. Так вот, эта самая Сэлли обожает бриллианты, роскошные квартиры, шикарные машины и круизы. На ней он до сих пор и женат. Два года назад они перебрались в Тампу. Бедный папочка просто жить не может без красоток.
— А сколько ему сейчас? — Я все поднимала и опускала свой стакан с чаем, и на столике образовались влажные круги.
— Семьдесят один год.
— Да он просто живчик!
— Думаю, его поддерживает тестостерон. Хотя, если честно, отец уже староват для игр с медсестрами. — Он нагнулся над столом и похлопал меня по руке. — Сердце у него неважное. По правде говоря, миокард уже вконец износился. В прошлом году ему сделали шунтирование, но, по-моему, отец вот-вот окончательно загонит свой моторчик.
Я не нашлась, что ему ответить, и просто уставилась на его руки, на плоские розовые ногти и волоски, что курчавились на пальцах, точь-в-точь как у Чили Маннинга. Мне пришло в голову, что гены значат немало, куда больше, чем многие считают. Вполне возможно, что Джексон — тоже сердцеед.
— Отец всегда был ловеласом, — произнес Джексон, словно читая мои мысли. Он охватил мое запястье большим и указательным пальцами. — Возможно, отчасти из-за этого мама так легко сдалась и даже не попыталась побороться с раком.
— Ты винишь отца в ее смерти? — спросила я вдруг, покосившись на него. Вышло слишком резко, но, раз уж я открыла рот, надо было продолжать. — Считаешь, что рак возник от волнений из-за его интрижек?
— Не знаю. — Он наморщил брови. — Теперь, вспоминая ее, я прекрасно понимаю, какой издерганной она была. И очень несчастной. Думаю, ей стоило уйти от него, но в те времена женщины так не поступали. Я любил ее больше всех на свете, но отец был с нею холоден.
Я снова не знала, что сказать. Мне пришло в голову, что она все-таки ушла от доктора Маннинга: ведь смерть в каком-то смысле тоже уход, причем самый бесповоротный. Но мне не хотелось философствовать об умерших родственниках. Затем я вдруг подумала, что оба мужчины, которых я любила, росли без матери и оба никогда не уезжали из родных мест. Это о чем-то да говорило, причем скорее обо мне, чем о них. В конце концов я подняла глаза:
— Сэм тоже потерял мать. Она утонула в заливе Томалес.
— Сэм? — Джексон выглядел озадаченным. — Это твой муж?
Я кивнула, и Джексон отвел взгляд в сторону. Мне вдруг захотелось рассказать ему про миссис Эспай, но я сдержалась. Она погибла задолго до того, как мы с Сэмом познакомились, но он рассказывал, как в конце сороковых она завоевала бронзовую медаль по плаванию на Олимпийских играх. В ней было что-то от девочки-скаута. Она никогда не врала и славилась безжалостной прямотой. Когда подруга спрашивала ее: «Я кажусь очень толстой в этом платье?», она отвечала «Да». Миссис Эспай выполняла все свои клятвы: от зарока плавать каждый день до обещания хранить верность «пока смерть не разлучит». Она утонула в заливе во время одного из своих утренних заплывов. Эта женщина свято верила, что должна быть в идеальной форме ради мистера Эспая, хотя, видит бог, он не из тех, кто начал бы поглядывать по сторонам. Поскольку ее тело так и не нашли, Эспай решили, что его унесло течением в открытый океан и засосало в печально знаменитый треугольник, где на серферов и байдарочников то и дело нападают акулы.