— Эта женщина все еще пялится на нас, — сообщила я.

— Ну и пусть ее! — И Джексон поцеловал меня прямо в губы. За нашей спиной дверь тихонько прошуршала и захлопнулась, а звон колокольчика стал едва слышен. Он взял меня за руку, и мы вышли в холодную зимнюю ночь.

Перед тем как сбежать со стриптизершей, отчим велел мне запомнить три вещи: во-первых, что ему страшно жаль, во-вторых, что я должна беречь маму, и, в-третьих, что у всякой радости бывают какие-то последствия. Тогда я была еще слишком мала и понятия не имела, о чем он. А через несколько дней мы узнали, что он приказал долго жить — захлебнулся собственной блевотиной. Теперь же я поняла его мысль: все, что было с тобою в прошлом, отнюдь не исчезает, а только ждет подходящего момента, чтобы всплыть и смешать тебе все карты. Я хотела спросить, что думает об этом Фредди, но не стала. Были вопросы и поважнее.

— Так как прошло твое свидание с Джексоном? — полюбопытствовала я.

Мы играли нашу первую партию в шахматы, и я еще плохо помнила, какие фигуры как ходят: слоны, кони, пешки и эти похожие на колонны штуковины, не помню, как называются. Но вся соль игры в том, чтобы слопать короля. Я играла черными, а Фредди — белыми.

— При чем тут свидание? — Фредди крутила в ладонях слона, напоминавшего мне то разминаемый пекарем кусочек теста, то мужской «инструмент», который ласкают умелые женские руки.

— Так вы же ходили в ресторан?

— Мы ужинали, а не прелюбодействовали, — нахмурилась она, — ты можешь опошлить что угодно!

— Что верно, то верно. — Я и правда постоянно сбиваюсь на пошлость и никак не могу остановиться. Когда пеку, мне хочется заняться сексом, а когда я с кем-то в постели, хочется печь. Словно одно каким-то образом подпитывает другое. Очень странная ситуация.

— Ну а потом?

— Он отвез меня домой.

— И все?!

— Все.

— Ты что, ничего к нему не чувствуешь? То есть от былого пожара не осталось даже малюсенькой искорки?

— Если б и осталось, я б тебе все равно не сказала.

— А почему бы нет? Исповедь облегчит твою совесть и поможет убить время.

— Твой ход, — кивнула она на доску.

— Передвинь моего коня на две клетки вправо, по диагонали.

— Не коня, а слона, — поправила она. Я следила, как она передвигает фигуру.

— Ну вот, — объявила я. — Спасибо. По-моему, шах и мат.

— Нет, просто шах.

— Черт! Тогда я сдаюсь.

— Да погоди ты!

— Мне скучно. — Я глубоко вздохнула и задумалась, как бы съесть Фреддину королеву. Но, как назло, ее загораживали мои же собственные пешки. Так что я принялась теребить оборки своей розовой ночнушки: она была одной из самых пристойных в моем гардеробе и при этом досталась мне в секонд-хэнде за сущий бесценок. Из белья мне больше всего нравятся трусики с прорезью вместо ластовицы, но в больнице в таких не полежишь. Сустав, казалось, просто окаменел, словно всю кость заменили на искусственную.

— Ну, соберись, — сказала она.

— Что за дерьмовая игра! Уж лучше б мы играли в «Скрэббл»: тогда бы я набрала магнитиков и составила из них фразу «Пошли все на…!»

— Джо-Нелл, ты все время ругаешься!

— Но мне это идет. — Я протянула руку и потрепала ее по голове. — Слушай, а как там дела с пресловутой Ниной?

— Не знаю. — Она взяла королеву и съела ею моего коня.

— Ты это специально! — рассмеялась я. — А у меня вот хорошие новости: поскольку мой «фольксваген» разбился всмятку, страховая компания даст мне денег на новую тачку!

— И что ты купишь? — спросила она.

— Я мечтаю о «лексусе», но он, зараза, дорогой. Может, куплю «камаро» или «форд-эксплорер». В них столько всего влезает!

— Только смотри, чтоб в них были подушки безопасности, — голос ее звучал встревоженно, как у заботливой мамаши.

— Фредди?

— Что?

— Как думаешь, у тебя когда-нибудь будет ребенок?

— Думаю, вряд ли.

— И у меня, наверное, тоже, — не люблю об этом вспоминать, но у меня эндометриоз. Внутри я вся в шрамах и царапинах, как бракованный компакт-диск. В музыкальных магазинах в таких случаях возвращают деньги или разрешают выбрать новую запись, но детородные органы так легко не заменишь.

Когда она вышла, я с головой укрылась простыней и притворилась спящей. При помощи этой нехитрой уловки мне удавалось отделаться от медсестер. Бог мой, какие тут были мымры! Миляга Дуэйн в реанимации меня просто избаловал, а здесь, на обычном отделении, медсестры даже кровать не перестилают, а уж о том, чтоб обмыть пациента влажной губкой, и речи не идет. Зато они обожали тыкать меня иголочками и заставлять ходить по коридору — настоящие садистки, ей-богу.

Лежа под простыней, я размышляла, как бы им насолить, как вдруг меня кто-то окликнул. Я подумала о зеленоглазом ковбое Джесси, и мое сердце застрекотало, как газонокосилка.

— Чего?

Я открыла глаза и увидела Джексона Маннинга. Он сидел в изножье моей кровати, и я едва не прослезилась. На моем матрасе уже целую вечность не сидел ни один приличный мужик! По правде говоря, этот парень мне никогда особо не нравился, но на безрыбье и рак рыба. Голодная женщина не слишком разборчива. И все же я отлично понимала, что пришел он вовсе не ради меня.

— Я по поводу Фредди, — заявил он, глядя на меня маннинговскими синими глазами.

— Что-что? — опешила я.

— У меня есть надежда?

— И никаких вокруг да около! — усмехнулась я.

— На это просто нет времени. Боюсь, она вот-вот уедет.

— Ну, вот тебе и ответ. — Я развела руками. — Что толку заваривать кашу, если не будет времени ее попробовать?

— Но я не могу иначе! Она особенная, не такая, как все остальные женщины!

— Ты уверен, что это комплимент? — рассмеялась я.

— Меня неудержимо тянет обнимать ее, любить ее, заводить с ней детей.

Я аж заморгала.

— Я действительно люблю ее, Джо-Нелл. Так сильно, что она просто не может ничего ко мне не чувствовать.

Я уже таращилась во все глаза.

— Что? — Тут он тоже вытаращился. — Что я такого сказал?

— Да ничего. Просто прикидываю, на что мне может пригодиться по уши влюбленный мужик, — улыбнулась я. — Моей сестре повезло, но, знаешь ли, она замужем.

— Она с ним счастлива? — Его брови поднялись трагическим домиком. Он опустил руку и вздохнул.

— Мне-то откуда знать? — Я дернула плечом, и, словно по сигналу, с него соскользнула бретелька моей нежно-розовой ночнушки. Я сделала вид, что ничего не заметила, и с интересом следила за его реакцией. — Из нее же и слова не выжмешь: молчит как рыба!