Подойдя ко мне, Рыба показал на стоящую тумбочку с поломанной дверкой и велел сделать новую. Ничего мне не оставалось сделать, как сказать «яволь»[341].

Рыба ушел. Я задумался. Как сделать?! Ведь не смогу. Все заняты гробами. Недолго думая, я пошел в один из корпусов, поднялся на чердак, нашел там хорошую тумбочку, выломал дверку и незаметно ее принес в столярную мастерскую. Нашел кусочек стекла, снял с дверцы лак и краску и прикрепил на петлях к поломанной тумбочке. Все нужно было сделать быстро, чтобы Рыба ничего не обнаружил.

Тем временем ребята закончили делать гробы и понесли их в мертвецкую. Рыба пошел вместе с ними, указал, где лежат убитые, велел уложить их в гробы, выдал материал для того, чтобы накрыли мертвецов и забили гробы, а сам ушел.

На некоторых убитых были хорошие сапоги. Ребята недолго думая поснимали сапоги, запрятав их временно в мертвецкой, уложили убитых, накрыли покрывалом, особенно ноги, и крепко забили крышки, чтобы не так легко было их открыть, если кому-нибудь захочется посмотреть на убитого.

Узнав об этом, Блятман ругал ребят, зачем они рисковали, все равно одевать эти сапоги они не смогут. Через несколько дней эти сапоги отдали вольнонаемным, которые там работали и всегда помогали ребятам.

Через несколько дней те, которые работали в городе, узнали, что в ту ночь в лазарет привезли не всех убитых эсэсовцев, которых в засаде уничтожили партизаны. Некоторых привезли прямо на квартиры. Немецкого областного руководителя Людвига Эренлейтера, правительственного инспектора Генриха Клозе, начальника областной жандармерии Карла Калла и сопровождавших их чиновников[342].

А убитых эсэсовских солдат привезли в СС-лазарет для захоронения в общей могиле.

5 марта 1943 года партизаны Григорий Страшко, Алесь Матусевич[343] в квартире предателя Козловского[344] уничтожили вожака белорусских национал-фашистов Фабиана Акинчица[345]. О его «подвигах» в Германии после прихода к власти Гитлера немало рассказывали сами его подпевалы. Многим было известно еще до начала войны о его прежней деятельности, как провокатора в бывшей Западной Белоруссии. Во время войны с помощью хозяев из военной фашистской разведки начал создавать в окрестностях Берлина шпионские диверсионные школы и курсы. А когда Белоруссия была оккупирована фашистскими захватчиками, Акинчиц стал устраивать своих воспитанников в городах и районах, продолжая готовить под Берлином новых братоубийц, навербованных уже во время войны. Но советские патриоты уничтожили фашистское отродье, посмевшее прийти на Белорусскую землю.

В последних числах августа Блятман предупредил меня и Лейтмана, чтобы мы были готовы к отправке в лес. Как только Софья Курляндская в удобный момент вычеркнет нас из списков, мы на следующий день с подводчиками выедем в лес на заготовку дров.

В первых числах сентября 1943 года во двор лагеря въехала машина гестапо. Минут десять гестаповцы побыли у коменданта. Туда вызвали Блятмана, а через несколько минут его со связанными руками увезли. Предали его или проследили?

Страх охватил весь лагерь. Что будет?

По приговору Минского подпольного комитета в конце сентября 1943 года был уничтожен палач Белоруссии гаулейтер Вильгельм фон Кубе, по указке которого были уничтожены десятки тысяч невинных людей.

Друга и ставленника Гитлера в оккупированной Белоруссии уничтожила Елена Мазаник[346], которая работала у него горничной. По заданию подпольного комитета она заложила мину между пружинами матраца.

Положение на фронтах изменилось не в пользу фашистской Германии[347]. Советские войска с каждым днем освобождали оккупированную территорию от фашизма, и заметая следы своих преступлений фашисты начали спешно вывозить в первую очередь узников из лагерей, живых свидетелей нечеловеческих зверств.

17 сентября 1943 года было раннее хмурое сентябрьское утро. Выстроившись во дворе Минского «Арбейтслагеря» двухтысячная толпа женщин, детей, мужчин с напряженным вниманием прислушивалась к словам, небрежно бросаемым эсэсовцем Ваксом. Охрипшим от попоек голосом он говорил:

— Через час вас отвезут на станцию. Вас ждет великая милость фюрера: вы отправляетесь на работу в Германию. Фюрер признал возможным даровать жизнь тем людям, которые имеют какую-нибудь специальность и будут работать добросовестно на благо Великой Германии. Вы поедете со своими семьями. Можете взять с собой все вещи, какие у вас имеются… Итак, приготовьтесь к погрузке, — Вакс холодным испытывающим взором окинул толпу.

Оглянувшись вокруг, я увидел, что слова коменданта вызвали у одних недоумение и растерянность, а у других — ужас. Они думали: «Нет меры нашему горю теперь. Но кто знает — не готовят ли они нам еще худшую участь».

Многим приходила в голову и такая мысль: «Быть может, удастся в дороге бежать…»