К смерти Черчилль относился философски. Он говорил: «Я готов встретиться с Творцом, но не знаю, готов ли Творец к такому тяжкому испытанию, как встреча со мной!» Еще Черчилль утверждал: «Я не боюсь смерти, но собираюсь сделать это наилучшим образом».

8 апреля 1963 года Черчилль стал Почетным гражданином США. Ранее этой чести удостоился только герой войны за независимость французский генерал маркиз Жильбер де Лафайет. А в мае 1963 года Черчилль объявил, что больше не будет участвовать в заседаниях парламента. 27 июля 1964 года он последний раз в своей жизни посетил заседание Палаты общин, чтобы проститься с ней. Бывший премьер Гарольд Макмиллан приветствовал сидевшего на почетном месте Черчилля: «Жизнь человека, которого мы сейчас приветствуем, уникальна. Старейшие члены парламента не смогут вспомнить кого-нибудь, сравнимого с ним. Молодые же члены, как бы долго им ни довелось жить, вряд ли увидят ко-го-либо более достойного».

В августе 1964 года Черчилля сразил очередной инсульт. В больнице его навестил Дуайт Эйзенхауэр, приехавший в Европу в связи с юбилеем высадки в Нормандии. Черчилль, хотя и был парализован и не мог говорить, узнал старого друга, и его глаза загорелись. Уинстон лишь положил ладонь на правую руку генерала и президента. Через десять минут Черчилль разжал руку и поднял ее вверх, продемонстрировав V – знак победы. Выйдя из палаты, Эйзенхауэр сказал: «Я только что простился с Уинстоном, но его мужество навсегда останется с нами».

Когда 30 ноября 1964 года Черчиллю исполнилось 90 лет, лечащие врачи сочли это удивительным достижением для человека со столь вредными привычками. К тому времени он уже оправился от инсульта и смог сидеть со своими близкими за праздничным столом. Клементина подарила ему золотое сердечко с выгравированными цифрами «90», и Уинстон повесил его на цепочку для часов рядом с подарком, сделанным в день их свадьбы, – рубиновой «каплей крови».

Даже в последние месяцы жизни Уинстон не изменил себе, наслаждаясь обильной едой, сигарами и стаканчиком бренди каждый вечер. 10 января 1965 года после очередного инсульта он впал в кому, а утром 24 января умер, ровно через 70 лет после смерти своего отца. Это была его месть – умереть в годовщину смерти лорда Рэндольфа. В телеграмме соболезнования, присланной генералом де Голлем, говорилось: «В минуты великих испытаний он был самым великим из нас». А ведь президент Франции излишней скромностью никогда не страдал.

На похоронах Черчилля, как он того и хотел, было девять военных духовых оркестров. Сами похороны, как и жизнь усопшего, превратились в событие всемирного масштаба. ООН, Совет НАТО, Конгресс США, Совет Европы не только выразили соболезнование, но и на несколько минут приостановили работу. На отпевании Черчилля присутствовала королева Елизавета II – редчайший случай для похорон того, кто не был лицом королевской крови. Кроме членов британской королевской семьи и правительства, на траурной церемонии в базилике Святого Павла присутствовало три тысячи человек из 112 стран. Присутствовали его соратники по Второй мировой войне генералы де Голль и Эйзенхауэр, четыре короля и одна королева, три президента и два вице-президента, одиннадцать премьер-министров, два канцлера, шестнадцать министров иностранных дел. Двенадцать самых близких сотрудников Черчилля в годы Второй мировой войны держали концы гробового покрывала. Гроб отвезли поездом и, в соответствии с завещанием, опустили в землю на кладбище близ Бленхеймского дворца. При въезде в деревушку катафалк встретили мальчики из окрестных селений, каждый из них нес большую свечу. Пастор приходской церкви прочитал божественную литургию. Сценарий похорон написал сэр Уинстон. Когда гроб везли на катере вверх по Темзе к вокзалу Ватерлоо, крановщики всех лондонских доков склонили к реке стрелы своих кранов в память о великом человеке, который навсегда уходил в легенду.

Преемник Черчилля на посту премьера Энтони Иден как-то назвал его гениальным шоуменом. Друг Уинстона французский писатель Андре Моруа утверждал: «Черчилль – большой знаток законов психологии. Он умело обыгрывает свою диковинную шляпу, непомерно толстые сигары, галстуки бабочкой и пальцы, раздвинутые буквой «V». Я знал французского посла в Лондоне, который не говорил по-английски, но зато носил галстук в горошек, завязанный пышным бантом, что умиляло англичан и Черчилля, а ему позволяло сохранять свой пост».

Черчилль шутил, что «карикатуристы стали жить за счет моих шляп. Как много их, насколько они странны и нелепы, как часто я их меняю? Некоторые даже утверждали, будто я придаю шляпной палитре некое специальное значение. Все это чушь, идущая от одной-единственной фотографии. Но если распространение подобных слухов помогает досточтимым джентльменам в их тяжкой работе, я ничуть не возражаю. Я даже готов превратить легенду в правду, купив еще одну шляпу».

Фирменным знаком Черчилля стало опаздывать на все важные мероприятия, дабы привлечь к себе дополнительное внимание. Не у Черчилля ли заимствовал эту привычку Владимир Путин? Впрочем, у российского президента она достигла гипертрофированных размеров, поскольку время опоздания порой измеряется часами.

Еще Черчилль придумал фирменный знак победы – «V», указательный и средний пальцы, поднятые вверх, очень быстро ставший международным. Этот знак появился в 1940 году, когда Черчиллю передали, что отряды движения Сопротивления оставляют на стенах в оккупированной Франции, Голландии и Бельгии латинскую букву «V», означающую по-французски – победа (Victoire), а по-нидерландски – свобода (Vrij heid). Потом Би-би-си, обнаружив, что передача V азбукой Морзе точка-точка-точка-тире напоминает мотив Судьбы Пятой симфонии Бетховена – соль, соль, соль, ми-бемоль, и этим фрагментом стала предварять передачу военных новостей.

Сигары для Черчилля тоже были не столько жизненной потребностью, сколько еще одним знаком, делавшим его узнаваемым для широкой публики.

Мифом является утверждение, будто Уинстон был заядлым курильщиком и в день выкуривал от 8 до 15 «гаван». Когда в 1947 году ему удаляли грыжу, он бросил курить за две недели до операции, опасаясь спровоцировать осложнение. А перед выступлением в Фултоне в марте 1946 года Черчилль специально зажег сигару, объяснив сопровождающим: «Публика будет ждать моего фирменного знака, и ее нельзя разочаровать».

Все, что он делал в жизни, Уинстон заставлял работать на свой позитивный имидж, будь то цилиндр, сигары, шутки и остроты, произнесенные речи, написанные мемуары и биографии и нарисованные картины. Вячеслав Молотов на старости лет жаловался внуку: «Хорошо было Черчиллю сидеть в ванне, курить при этом сигару и, держа в руках свои документы, надиктовывать стенографистке толстые мемуары. У меня же нет доступа ни к документам, ни к стенографистке…»

И Черчилль навсегда остался в памяти миллионов как премьер-министр самого сурового для Англии 1940 года, руководившего обороной Британских островов под германскими бомбами. Вот какой портрет Черчилля нарисовал русский писатель-эмигрант Марк Алданов. Он писал о Черчилле: «Ему предписано врачами оставаться возможно больше в лежачем положении. Этот человек, который может считаться чудом энергии и силы воли, физически слаб и непрочен. У него пошаливает сердце и не в слишком хорошем состоянии легкие.