— Я все сделал. Работа закончена.

— Мне казалось, какие-то вопросы еще оставались.

Вопросы действительно оставались. И не последний среди них касался личности любовника Флоры. Никакой информации относительно Тулии д'Арагоны и ее внезапного исчезновения в год смерти Флоры в библиотеке не нашлось. Менее вероятным кандидатом представлялся поэт Джироламо Амелонги. Прочие были исключены из списка по той простой причине, что пережили Флору на много лет. О некоторых еще предстояло навести справки, но сделать это можно было только в другой, более обширной библиотеке, чем та, что имелась на вилле.

— Всех ответов в любом случае не узнать.

— Да, наверное, — согласилась синьора Доччи.

Первым делом Адам отправился на поиски Гарри. И нашел его во дворе, где два водовоза опорожняли цистерны в высохший колодец. Там же была и вернувшаяся из Флоренции Антонелла, что избавляло Адама от необходимости пересказывать разговор с синьорой Доччи дважды.

— Чертово гнездо… — пробормотал Гарри.

— Merda, — сказала Антонелла.

— Мне показалось, она не очень-то и расстроилась.

— Посмотрим.

— Извини, это я во всем виноват.

— Не стану спорить, — кивнул Гарри.

Общими стараниями обеденную зону развернули под открытым небом. Круглые столы накрыли белыми, с кистями скатертями и сервировали тонким фарфором, серебряными приборами и хрусталем. Вечер проходил в полном соответствии с утвердившейся традицией: бар на верхней террасе, обед на средней и танцы на нижней. Постепенный спуск в распутство, как заметил Гарри. Если он и ошибся, то лишь совсем чуточку. За долгие годы событие приобрело определенную репутацию.

Самым большим испытанием стала работа под руководством Маурицио. Они провели вместе полчаса, расставляя светильники по периметру террасы, и Адам с удовлетворением отметил, что за все это время его решимость нисколько не поколебалась. Ему даже не пришлось особенно стараться. Виноват Маурицио или нет — этот вопрос перестал волновать его по той простой причине, что все дальнейшие спекуляции на этот счет вели в конечном итоге в никуда. Кроме того, для всего ведь существовало и вполне невинное объяснение, даже если оно и требовало некоторого пренебрежения законом вероятности.

Расставляя светильники, они легко, не напрягаясь, трепались о мелочах и даже в шутку подталкивали друг друга локтем. Наверное, такая фамильярность объяснялась не только поворотом мыслей самого Адама, но и обещанием синьоры Доччи в ближайшее время освободить виллу для своего сына. Обещанием, избавившим Маурицио от некоего напряжения.

Библиотеку и кабинет отдали в распоряжение нагрянувших на виллу когорт официантов и официанток, барменов и барменш. Адама попросили убрать все его книги и заметки. Поднявшись с ящиком книг в спальню, он увидел Марию, раскладывавшую на кровати смокинг, белую рубашку, «бабочку» и запонки. На полу уже стояли новые лакированные кожаные туфли. Подарок от хозяйки, объяснила Мария. Точно такой же набор обнаружился и в комнате Гарри.

Отказавшись выслушивать их благодарности, синьора Доччи удалилась к себе — отдохнуть до начала праздника. Антонелла тоже отправилась домой, объяснив, что ей еще нужно приготовить постели для Эдоардо и Грации, которые планируют остановиться у нее на ночь. Адам проводил ее к машине, припаркованной в хозяйственном дворе, подальше от посторонних глаз. Они спустились к нижней террасе. Адам проходил через этот двор пару раз, но лишь теперь заметил деревянную дверь у основания холма, на котором стояла вилла Доччи.

— Здесь делают вино и оливковое масло, — сказала Антонелла. — Хочешь заглянуть?

Он не стал отказываться — за последние пару дней они впервые оказались наедине.

Перешагнув порог, Адам первым делом ощутил резкое падение температуры. Потом уловил запах. За сотни лет мягкий песчаник пропитался запахами, словно губка. Громадные чаны, где давили и оставляли бродить виноград, хранили на себе пятна от прошлых урожаев, а на склонах уже созревали гроздья нового.

Они переходили от одного чана к другому, от легкого, пьянящего запаха tinaia до тяжелого, мускусного аромата frantoio. В свете свисающей с потолка голой лампочки Антонелла объяснила, что оливки вначале давят с помощью гигантского жернова, приводимого в движение волами, чьи копыта за столетия протоптали в каменном полу круговую бороздку. Пресс — с его поворотным винтом и окованными железом спицами — вызывал ассоциации с неким пыточным орудием. Все здесь, объяснила Антонелла, давно требует обновления, но синьора Доччи никак не желает выбрасывать старинное оборудование, пока оно еще как-то работает.

— Тебе надо приехать и посмотреть на это самому.

— Это приглашение?

— Тебе не требуется приглашение.

Они вышли из подземного лабиринта.

— Бабушка сказала, что ты уезжаешь в воскресенье.

— По крайней мере, собираюсь.

— Все прошло так быстро.

— Слишком быстро.

Антонелла остановилась у двери.

— Я сделаю это сейчас, потому что потом мы уже не сможем.

Она шагнула к нему, обняла за плечи и поцеловала, а когда повернула выключатель и подземелье погрузилось во мрак, Адам воспринял это как прелюдию к чему-то более интимному. Но Антонелла проскользнула мимо, ловко уклонившись от протянутой руки.

Он догнал ее, когда она уже садилась в машину.

— Не опаздывай.

— К чему?

— К бабушкиному угощению.

Адам не опоздал, хотя и потерял минут десять в борьбе с «бабочкой». Закончилось тем, что «бабочку», как ни странно, завязал Гарри. Спускаясь вниз, они заметили, что его скульптурка вытеснила бронзового тигра с почетного места на столике в холле.

Народу на террасе собралось немного — ближайшие родственники и их спутники. Адам сразу узнал мать Антонеллы: те же блестящие черные волосы, те же слегка раскосые глаза, тот же гордо поднятый подбородок. Дополнительное очарование придавал исходивший от нее едва уловимый душок опасности. Она была старше, чем ему представлялось, или, может быть, такое ощущение возникало из-за ореола жизни, прожитой на полную катушку, растраченной до последней капли. Ее бойфренд, Риккардо, служил сигналом миру, что она все еще на пару шагов впереди. Смуглый, темноволосый, с впалыми щеками, лет тридцати с небольшим, он был невероятно красив и, что противоречило традиционному представлению, утончен, образован и интересен. Риккардо играл на виолончели в каком-то римском оркестре, но говорить об этом не любил. За последние несколько месяцев у него впервые выдалась свободная пятница, и меньше всего на свете ему хотелось обсуждать музыку — он хотел запомнить, с какими здравомыслящими людьми проводит пятничные вечера.

Эдоардо и Антонелла пришли с небольшим опозданием и первым делом тепло поздоровались с матерью. С Риккардо никто раньше еще не встречался, и, пока Катерина знакомила детей с любовником, Адам смог полюбоваться прекрасным видом.