Когда я сделала это в первый раз, с парнем, ты ведь каким-то образом это узнал, ведь так, Малыш? Когда я вернулась с весенней вечеринки старшеклассников, ты обнюхал мне руки и лицо, а потом весь закоченел, лежа на краю кровати, и не хотел цепляться до тех пор, пока я не заставила тебя. А когда я проснулась на следующее утро, тебя там не было, хотя я везде тебя искала, и мать кричала на меня, что я опаздываю в школу, и что «я больше не буду звонить и выгораживать тебя, Джейни, клянусь тебе!».

Весь день я думала: «Боже, что будет, если мать вдруг найдет Малыша?» Я даже не представляла, что она сделает с тобой или со мной. Убьет меня, или… кто знает, на что способна моя мать?

Я была жутко напугана и была не в себе, когда вернулась домой.

Мать спала, и поэтому я снова перевернула вверх дном весь дом и, наконец, нашла тебя: ты свернулся калачиком за стиральной машиной, где мать могла увидеть тебя в любую секунду, если бы потрудилась посмотреть. Если бы она хоть раз потрудилась загрузить в машину одежду…

– Где ты был? – спросила я. Кажется, я слегка потрясла тебя или даже сильно потрясла. – Где ты, черт возьми, был?

Ты же просто закатил стеклянные глаза и не издал ни звука. Такой печальный, холодный и жесткий, похожий на кусок вяленого мяса или что-то в этом роде, ты был ужасен. Поэтому я запихнула тебя в старый рюкзак, а рюкзак забросила в заднюю часть шкафа и почти не выпускала тебя. Почти. Правда, в конце концов, я все же сдалась и позволила тебе зацепиться. И ты был счастлив, Малыш, это я точно тебе говорю, и в ту ночь мы оба как будто летали. После этого, даже если я делала это с кем-то, и даже если не возвращалась на ночь домой, ты уже больше не убегал от меня. Тогда я поняла, что нужна тебе больше, чем ты мне. И еще я поняла, что могу обойтись без тебя.

Но ведь это все равно должно было случиться, правда? Ведь чем старше я становлюсь, тем больше я могу сделать для себя, и тем меньше мне нужно то, что можешь сделать ты, – а то, что я не могу получить, ты тоже не можешь получить. Я ведь не могу отправить тебя в винный магазин, верно? Заберись в холодильник и принеси мне упаковку с шестью банками «Текате», Малыш! И наши с тобой игры, хотя мы все еще это делаем, и мне это по-прежнему нравится… теперь я могу добраться до этого места и без тебя. Водить на головокружительной скорости машину, курить «травку», а затем пить… это почти такое же чувство, пусть и не такое чистое или… не такое приятное, как с тобой, но я могу быть с другими людьми, когда я его испытываю. Такими, как Бобби, или Джастин, или Колин. Или Рико. Особенно Рико.

Я рассказала о тебе Рико, Малыш. Я не собиралась этого делать, но так получилось. Мы были в кладовке – Роб поручил нам распаковать салфетки, там их было коробок пятьдесят, – но вместо этого мы с Рико прикалывались и заигрывали, и я пыталась придумать, как его разговорить. Мне хотелось, чтобы все было именно так: только мы вдвоем, и как можно дольше. Я хотела показать ему, что я… не такая, что я не похожа на других, что я отличаюсь от Кармен и Кайлы, и от других девчонок, этих извращенок из ночной смены. Хотела, чтобы он кое-что узнал обо мне. Чтобы… лучше узнал меня. Поэтому я рассказала ему о тебе.

Сначала он вроде как был поражен:

– Ух, ты, вот это чертовщина! И где только твоя бабуля раздобыла эту фиговину? Она, типа, была на войне или что-то в этом роде?

«Ее шмотки из нацистского танцзала»… на самом деле мне было страшно об этом думать, и я никогда не думала о том, откуда ты взялся, Малыш, или как попал к деду. Или кто мог тебя сделать, или что-то в этом роде. Ты ведь явно родился ненормальным. Тут уж никаких сомнений.

– Ты говоришь, будто эта кукла, живая, да, Джейни? Серьезно?

– Не совсем. Но он двигается и все такое. Видел бы ты, как он ест!

Рико улыбнулся:

– Ну и жуть!.. – но я так и не поняла, что он имел виду: то ли это жуть как круто, то ли жуть как страшно. Что, если я, сказав ему, совершила большую ошибку? Кто знает. А потом Роб сам пришел за салфетками и отчитал нас за то, что мы так долго здесь засиделись:

– Чем это вы тут, ребята, занимались?

Все засмеялись, и Рико тоже. Потом я спросила Рико, не хочет ли он приехать ко мне и понежиться в ванне с гидромассажем, но он сказал, что занят, и не проще ли просто потусоваться на работе? Так что, сдается мне, ты вряд ли сможешь мне помочь с Рико, Малыш.

И даже если бы я хотела расспросить о тебе Бабулю или вернуть тебя обратно, я не могу: потому что ее больше нет – она в конечном итоге умерла в этом своем хосписе в Огайо. Мать сказала, что узнала об этом слишком поздно и не смогла поехать на похороны, зато она точно успела вовремя на оглашение завещания. Она наверняка забрала себе половину мебели из того дома. Интересно, что стало с остальным барахлом, со всей этой старой одеждой, с книгами по медицине?.. Может, мне следовало спросить о тебе у Флако, когда у меня была такая возможность.

Дело в том, Малыш, что Рико, наконец, сказал «да». Когда мы прошлой ночью были на крыше, я перегнулась через перила, а он стоял рядом со мной, и я сказала ему, что пятница была моим последним вечером в «Ребрышках Роба», что я ухожу, чтобы вернуться в школу. Это онлайн-школа, но все же. Мать сказала, что я могу бросить работу, если соберусь пройти хотя бы один учебный курс, и в любом случае я не сказала ему об этом.

– Я бы хотела побыть с тобой, – сказала я Рико. – Прежде чем я уволюсь.

И он улыбнулся, отчего стали видны все его ямочки, на щеках и подбородке. О Боже, какой же он красавчик! А потом он сказал:

– Хорошо, безбашенная детка, как насчет завтра? Мне надо съездить в Нортфилд, но я смогу вернуться до полуночи.

Мать может быть дома, но меня это не колышет: ей все равно, что я делаю. Поэтому я сказала: «Прекрасно», и добавила: «Приходи, когда захочешь».

Но дело в том, что ты не можешь быть там, Малыш. Я не хочу, чтобы ты был там, я не хочу, чтобы Рико спросил: «Эй, где эта твоя ненормальная кукла?» И если он это спросит, я хотела бы сказать: «А, ты вон про что? У меня ее больше нет».

Но я не хочу… не хочу хоронить тебя заживо в какой-нибудь коробке со старыми тряпками. Тебе это не понравилось и в первый раз, верно, когда Бабуля или Дедуля засунули тебя туда? Я точно знаю, что нет. Точно так же, как тебе не нравится жить в моем старом рюкзаке с дурацкими наклейками и черными клетчатыми галстуками-бабочками, засунутом в заднюю часть моего шкафа, за покрывалом с принцессой Жасмин из мультика.

Когда я вытаскиваю тебя, чтобы накормить, ты лишь… смотришь на меня. Мне не нравится, как ты на меня смотришь… Я уже слишком взрослая, чтобы играть с куклами.

Здесь и впрямь пахнет ладаном, горящей, сладковатой древесиной. Посторонним вход в коптильню запрещен – Роб делает все сам, даже уборку, зато Энди помогает загружать печь, и он говорит, что это несложно; он тоже мне поможет. Он не знает, что в рюкзаке, и когда он спросил, я ответила: «Воспоминания», и он кивнул. Энди сделает то, что я от него хочу; как и ты, Малыш. В коптильне поддерживают температуру в 250 градусов, но ее можно поднять и выше, намного выше, раскочегарить пожарче. Держу пари, тебе даже не будет больно. Не то, что упасть с крыши, верно? Никакого специального блюда вторника, просто пепел, и все… Я собираюсь заодно бросить туда еще и этот дурацкий колпак «СПЕЦ ПО ДЫМКУ».