– Как я понимаю, фирма «Ноугахайд» способна на удивительные чудеса.

– Но меня беспокоит не сам факт убийства, – продолжал он, – а то, насколько оно бессмысленно. В ход идет только малая часть. Насколько я понимаю, мясо не едят. Оно, вероятно, не очень вкусное, иначе ты бы нашел отбивную из страуса в меню всех городских ресторанов.

– Или пикатту[30]из страуса, – предположил я.

– Я бы предпочел страусятину по-веллингтонски. Но ты уловил мою главную мысль, верно? Я так и вижу груду из тысяч освежеванных мертвых страусов, уже начинающих гнить. Как случалось с буффало на Великих равнинах.

– Да, жертвы безжалостных охотников за кожей страусов, – подхватил я.

– Во главе с легендарным «Страусом» Биллом Коди[31]. Ты согласен со мной, что это безумие – бесцельно убивать бедных птиц?

– Должно быть, ты прав. Они с виду симпатяги. И добрые.

– Спасибо. Вашим ботинкам сноса не будет, заверили они меня. Говорят, кожа превосходная. И кто знает, может, мы правильно делаем, что сокращаем их популяцию. Вдруг они бы заполонили Землю, как крысы, только намного крупнее?

– И бегают быстрее.

– Они бы уничтожили наши лучшие пляжи. Полотенце расстелить стало бы негде. Через каждую пару ярдов стоял бы страус, зарыв башку в песок.

Скорее всего он и хороший пляж видел только по телевизору. Мне почему-то казалось, что сам он не бывал ни на одном из них. Дэнни Бой Белл, любивший элегантно приодеться коротышка, являл собой отпрыска-альбиноса чернокожих родителей и любил появляться на улице днем даже меньше, чем граф Дракула. Вечером его без труда можно было найти в барах «У Пугана» и «Матушка-гусыня», где он поглощал русскую или финскую водку, приторговывая информацией. А вот разыскать место, где он скрывался днем, не удалось еще, по-моему, никому.

Я спросил, что он слышал о Глене Хольцмане. Ничего, ответил он. Ему были известны только опубликованные в газетах данные: невинная жертва, вооруженный бездомный ублюдок, разгул преступности на наших улицах. Я намекнул, что могло обстоять несколько иначе. У жертвы было многовато наличных денег для человека, получавшего по чеку скромное жалованье.

– Вот как? – сказал Дэнни Бой. – Жил не по средствам, насколько я понимаю. Нет, о нем никогда не ходило никаких слухов.

– Может, ты наведешь справки, у кого следует?

– Может, и наведу. Но как обстоят твои дела, Мэттью? Как там наша красавица Элейн? И когда ты наконец сделаешь из нее законную супругу?

– Вообрази, Дэнни Бой, а я ведь собирался задать этот вопрос тебе. У тебя репутация человека, которому все известно заранее.

Я воспользовался такси, чтобы повидаться еще с парой людей, которые также тщательно собирали любые слухи, как Дэнни Бой. Они не одевались так роскошно и не вели бесед на экзотические темы, но порой знали вещи, ради которых с ними стоило поговорить.

К тому времени, когда я закончил, уже перевалило за полночь, а я торчал у «Тиффани». Не в известном ювелирном магазине на Пятой авеню, а в круглосуточной кофейне на Шеридан-сквер. Неподалеку на Хьюстон-стрит в полночь начиналось собрание группы, проходившее в помещении, где прежде располагался самый злачный ночной клуб в Виллидже. Я подумал заглянуть к ним, но понял, что пропустил уже больше половины. У них проводилась и еще одна встреча в два часа ночи, но мне не хотелось так долго оставаться на ногах.

Звонить Элейн было, конечно, уже поздно.

И Тому Садецки тоже, хотя он просил звонить в любое время дня или ночи. То, что поначалу выглядело глупейшим сражением с ветряными мельницами, теперь приобретало черты вполне конкретного и рационального расследования. Чем больше я размышлял над этим делом, тем крепче становилась моя уверенность, что Джордж Садецки не был убийцей Глена Хольцмана.

И если немного повезет, я смогу это доказать. Надо порыться как следует в жизни Хольцмана, и наверняка найдется некто с мотивом для его устранения. А установить мотив – это почти выиграть битву. По крайней мере очень часто в моих делах все обстояло именно так. Стоило установить истинного виновника, и оставалось лишь доказать его вину. Пусть улик будет недостаточно для обвинительного приговора в суде. Мне нужно только убедить власти снять обвинения с Джорджа. И тогда он сможет вернуться к своей нормальной жизни, оставаясь угрозой исключительно для себя самого и раздражающим бельмом на глазу у других.

Я заказал еще чашку кофе. Мужчина и женщина вышли из кабинки при входе и направились к кассе рассчитаться. Мужчина кивком приветствовал меня. Я в ответ взмахнул рукой. Его я помнил по собраниям на Перри-стрит, проводившимся в нескольких кварталах отсюда. Я порой заглядывал туда, когда оказывался по соседству.

«Может, нам стоит переехать в этот район?» – подумал я. В свое время я провел в Виллидже немало времени, когда служил в Шестом полицейском участке. Там я, собственно, еще и числился, когда много лет назад мы впервые встретились с Элейн.

Конечно, округа претерпела с тех пор немалые изменения, но, если разобраться, изменения эти не так сильно бросались в глаза, как почти во всех остальных районах города. В конце концов, это место считалось историческим, и большинство зданий были признаны памятниками архитектуры, находясь под защитой властей. Здесь не настроили множества высотных домов, а кривые улочки с трехэтажными постройками в рамках федерального проекта представлялись более подходящими для жизни, чем ее нынешний район или мой. У меня был бы огромный выбор собраний, которые я мог бы посещать, а Элейн пешком добиралась бы до своих курсов при университете или при Новой школе. Художественные галереи Сохо тоже располагались совсем близко – в десяти минутах ходьбы.

Мне действительно хотелось этого?

Нет. Сейчас я знал, что мне хочется совсем другого.

– Это Мэтт, – сообщил я автоответчику. – Понимаю, уже поздно, но… Я подумал, что мне нужно поговорить с вами, если вы еще не спите. Впрочем, ничего, я перезвоню утром.

– Привет, – сказала она, сняв трубку.

– Извините, что я звоню так поздно.

– Для меня не так уж и поздно.

– Надеюсь, не разбудил?

– Нет, но даже если бы разбудили, ничего страшного. Я надеялась, что вы позвоните.

– В самом деле?

– Да.

– Я тут подумал…

– О чем же?

– Не тоскливо ли вам без компании? Но, наверное, в такое время уже не до этого?

– Наоборот, время самое подходящее.

Мое такси направилось в сторону от центра по Восьмой авеню, свернуло налево на Пятьдесят седьмую улицу и остановилось перед красным сигналом светофора на углу Девятой авеню чуть наискосок от входа в мой отель. Мысленно я услышал, как говорю водителю, что выйду здесь, спасибо. Но вслух этих слов не произнес. Светофор переключился, и мы проехали еще квартал к западу. Там он совершил запрещенный разворот, который ночью позволяли себе почти все, и высадил меня по указанному первоначально адресу.