Не надо было историю изучать, чтобы догадаться с одного раза, для чего эта конструкция предназначена.

Войдя в кабинет к Медведеву, полковник сразу прошёл к столу, поэтому её не увидел, гильотина была за его спиной. Тень от досадной встречи, наверное, не стёрлась с лица Телячелова, потому что хозяин кабинета спросил, помахивая замшевой тряпочкой:

– Волнуетесь? Есть причины?

– Так, случайное, не обращайте внимания, – ответил Телячелов капитану.

– Ага, случайное… Что ж, бывает. – Капитан Медведев замшей протёр очки и приладил их к переносице. – У меня есть вопросы в связи с донесением вашего старшины… Ведерникова.

– Спрашивайте, готов ответить на все вопросы.

– Хорошо. Вопрос первый, даже не вопрос, а как бы это сказать… удивление по поводу, что ли. Ефрейтор Матвеев, дежуривший тогда на посту, в процессе следствия показал, что никакого туземца не было и в дерево стрелял сам Матвеев, якобы по уговору старшины Ведерникова и в присутствии старшины Кирюхина. То есть, полковник, неувязочка получается. Был туземец, не было туземца. Это как? Может, пьян был ваш Матвеев и действительно уснул на посту? Я слышал, ваш командир дивизии, – (и опять, как тогда, в тундре, почудилась замполиту усмешка, промелькнувшая на лице Медведева, когда он произнёс это слово), – падок до зелёного змия. Как считаете, товарищ полковник?

Телячелов попал на крючок. Скажешь «да», и твоё «да» дойдёт до комдива – угодишь под его огонь, а у комдива сильная артиллерия. С Лаврентием Берией во главе. Скажешь «нет» – может, и выиграешь, если капитан не лукавит и не ведёт собственную игру.

Надо было решать немедленно, решительно, не откладывая, сегодня, и замполит решил:

– Падок, есть за ним такой грех.

Начальник райотдела ГБ посмотрел внимательно на полковника, звания в его кабинете не играли никакой роли. Поизучал его с интересом, потом сказал:

– Пьянство, конечно, грех, но грех для человека простительный… – Помолчал, а затем продолжил: – Для героя тем более. Но, – палец его вознёсся, – личный героизм в наше время не приравнивается к героизму народному. Понимаете, товарищ Телячелов?

Телячелов сказал:

– Понимаю.

– Вот и славно, – сказал Медведев. – А что там с этим футбольным матчем, который ваш генерал-полковник готовит лично для замнаркома товарища Завенягина Авраамия Павловича? – Он достал из выдвижного ящика письменного стола газету, повернул её первой полосой к замполиту. – Газета «Красная Скважинка» в вашем ведомстве? Она вот здесь, – ткнул он пальцем в напечатанный текст, – объявила о предстоящем футбольном матче между сборной командой заключённых и командой работников лагеря. Это как?

– Готовимся, – вздохнул замполит. Он подумал: на Завенягина в заметке не было и намёка. – Трибуну ставим. Спартаковцы тренируются, с общих работ их сняли…

– Это хорошо, что готовитесь, – кивнул капитан вяло, убирая газету в стол. – Но вы же знаете, товарищ полковник, – думаю, что, конечно знаете, вы же замполит, вы же в курсе, – был ровно год назад матч в осаждённом Киеве, наши принципиально выиграли, их потом расстреляли. И в блокадном Ленинграде был матч. Там и там на стадионе «Динамо». Там и там играли динамовцы. У вас спартаковцы, да. Братья Младостины. Это, конечно, меняет дело, но не совсем. Понимаете, надеюсь, о чём я?

Телячелов сказал:

– Понимаю.

– Понимаете, но как-то не сильно, – глубокомысленно продолжил Медведев. – В Киеве футболисты из заключённых. Ленинград в немецкой блокаде. А теперь и у вас, на Скважинке. Очень долгое получается многоточие…

– Я был против, – отрапортовал Телячелов, – я был против, но против товарища Дымобыкова… – Телячелов попёр напролом. – Ему, товарищу Дымобыкову, только Господь Бог может перечить. Для него власть единая – только лично он, не партия, не товарищ Сталин…

– Товарищ Сталин? Вы отвечаете за свои слова, товарищ полковник?

Телячелов перекрестился мысленно, три раза, как положено, и сказал:

– Отвечаю.

Капитан Медведев заёрзал, снял очки, протёр их замшевой тряпочкой, посмотрел стёкла на свет, нет ли пятнышек, препятствующих свободе зрения. Оных не было.

– Отвечайте, – сухо сказал Медведев.

Телячелов встал со стула, выправился, надел фуражку, посмотрел в зоркие глаза Сталина на портрете за спиной капитана, сглотнул комок, застрявший в сухом горловом проходе, снял фуражку и снова сел.

– На девятнадцать целых семнадцать десятых сантиметра, – одним духом выпалил он. – Мания величия, я подумал вначале, когда измерил портняжным метром – взял у супруги, – а после сообразил. Это же одна тысяча девятьсот семнадцатый год! Понимаете? Семнадцатый год! Год нашей революции! Вы понимаете, как это понимать?

– О чём вы? – посмотрел на него капитан тревожно. – Какие сантиметры? Какой семнадцатый год? Футбол при чём здесь?

– Товарищ капитан! – Телячелов лёг на стол: не весь, лишь головой и плечами. – Товарищ генерал-лейтенант, товарищ Дымобыков, мой командир дивизии, делает статую сам с себя. То есть не сам делает, делает статую товарищ Рза, он его, товарища Рзу, лауреата Сталинской премии, специально поселил в лагерной зоне, чтобы он, то есть товарищ Рза, статую с него делал. Так вот, я портняжным метром, который взял у супруги, измерил высоту статуи и обнаружил, что она на девять сантиметров выше памятника Сталина, который в нашем посёлке перед домом культуры, и на девятнадцать целых семнадцать десятых сантиметра выше Сталина в Салехарде, что в городском саду. Как это понимать? – торжествующе воззрился Телячелов на капитана Медведева.

– Интересный поворот дела, – сказал Медведев. – Кстати, – спросил он вдруг, – а товарищ Дымобыков обо всем этом в курсе? – Капитан показал на листы бумаги, исписанные почерком старшины Ведерникова. – Вы ему доложили?

– Виноват, – сконфузился замполит. – Не успел, работы было по плечи – политзанятия, футбол этот, Горький, пьеса «На дне»…

– Плохо. – Лоб Медведева сложился в гармошку. – То есть хорошо. – Лоб разгладился, музыка сдулась, не прозвучав. – То есть, говорите, год революции в сантиметрах и миллиметрах? Ловко. Ваш старшина Ведерников упоминает в докладе про связь товарища Рзы и туземца. А известно ли вам, товарищ полковник, что на товарища Рзу поступали уже сигналы. Этот товарищ, ещё не будучи лауреатом премии, когда вернулся из Аргентины на родину на собственном… – заметьте – собственном пароходе, купленном, как он утверждает, на деньги от продажи своих работ… – Медведев поднялся, вышел из-за стола и мелко-мелко засеменил туда-сюда вдоль стены. – Пароход он подарил государству, а ещё он привёз из-за границы голову Ленина из аргентинского дерева. Она стояла на Арбате, у него во дворе, в сарае, и предположительно, по нашим косвенным данным, в ленинской голове спрятан был передатчик для связи с иностранной резидентурой. Голову потом тщательно простучали, никакого передатчика не нашли, но ведь не бывает дыма без спичек, вы как считаете?