Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она же просто сука. Она и тебя кинет. А я заплачу. Хорошо заплачу, только закрой эту историю. Я тебе такую карьеру могу сделать!
— Себе сделай. Петуха на зоне.
Как же мало мне трех часов! Я и половины пара об этого ублюдка не выпустил!
— Домой, — устало прикрываю глаза, снова оказываясь в машине рядом с Андрюхой. Он сегодня молчаливый водитель, за что ему огромное спасибо.
Душу рвет на части.
Могло все быть так?
Со мной — трепетная, с ним — развратная шлюха?
Ради семьи, которая того не стоила, если и правда решила продать собственную дочь?
Ради себя и безбедного будущего за этой вот каменной, прогнившей насквозь, стеной?
И ни хера мне не важны сейчас никакие материалы. Что отцу, что сыну там не на один год хватит. Я бы, блядь, жилы ему перегрыз ради нее. Но — стоит ли она этого?
Не знаю. Не понимаю. И ребра разрывает совсем не от той боли. Сердце, блядь, сквозь них выскакивает. Как мне понять?
Ни хрена так не выматывает, как эта пропасть. Ледяная и обжигающая, разрывающая меня на тысячи кусков. Будто скатываюсь все ниже и ниже, срывая на пути остатки кожи.
Это надо обрубить, решаю, как только устало валюсь в кресло.
Пусть по живому, пусть так. Но еще одну ночь пережить в этой вязкой мути я просто не смогу. Надо ехать.
Сбрасываю с себя рубашку, отправляя ее в мусорное ведро.
Долго мылюсь под горячими струями, надо смыть с себя запах этого урода и его крови, которым я, кажется, пропитался.
И, блядь, снова звезды перед глазами, вспышками тока и ломающей судорогой, что скручивает все суставы, — а насколько сильно им пропиталась Мира? Насколько глубоко? Был его ублюдочный запах на ее коже, когда я целовал ее пальцы? Оставался в ту ночь на ее теле отпечаток его тепла?
Блядь… Это просто сводит с ума, выворачивая наизнанку.
Скептично осматриваю себя в зеркале, пытаясь хоть как-то пригладить взъерошенные волосы.
О концертах на ближайшее время можно забыть, — тут никакой грим мне не поможет
Разбитая скула, налившийся кровоподтеком подбородок, сияющий кровавыми сгустками белок глаза…
Но… Блядь, если она в другом виде не сумела полюбить меня, то какая сейчас, на хрен, разница?
Стиснув челюсти, киваю собственному отражению.
Как бы ни хотел оттянуть еще пусть и болезненное, а все же время, в котором пока хоть слабо, а трепыхается надежда на то, что хотя бы наше прошлое не было ложью, а лучше решить все сразу. Поставить окончательную точку. Навсегда.
Засовываю свое ноющее сердце подальше и отправляюсь к Дэну в отель.
МИРА
— Антон? — я вздрагиваю, когда он входит.
Не ожидала его увидеть после последнего разговора. Думала, больше не придет.
Взъерошенный, злой, губы плотно сжаты в одну нитку.
— Боже… — дрожащей рукой пытаюсь прикоснуться к его совсем разбитому лицу. В наш прошлый разговор все не выглядело настолько ужасно.
Не обращаю внимания на его потемневший взгляд и стиснутую челюсть. Он будто прожигает меня ненавистью, но это сейчас не важно…
— Тебе нужно к врачу, — бормочу совсем севшим голосом, сама практически себя не слыша. — Антон!
Мне стократ больнее от его боли, чем даже ему самому!
Он будто на миг становится прежним. Прикрывает глаза, позволяя мне коснуться, провести пальцами по набухшей скуле, вниз. А после, судорожно выдохнув сквозь зубы, сжимает мою руку, резко отстраняя от себя.
— Я сходил бы, Мира. Если бы врач смог вырезать тебя из меня, как злокачественную опухоль. Но это не поможет.
Поневоле улыбаюсь, но тут же прикусываю губу. Все-таки он меня любит, иначе не говорил бы сейчас так! Пусть каждое его слово и будто плетью меня хлещет!
Отворачивается, уходя от меня к окну. А я с замиранием сердца смотрю на то, как рвано вздымается его грудь под футболкой.
— Антон… — бормочу, не в силах себя заставить оторвать от него взгляда. Ему не все равно! Это ведь — главное! Значит, у нас есть еще хоть самый маленький, но все же шанс! Но… Преграда и угроза в виде Асколова никуда не делась.
— Это сделал Вадим? Где он? — я должна спросить, хоть губы и становятся деревянными. Хочется кричать ему о своей любви, но… Я не представляю даже, на что способен тот, кто должен был стать моим мужем! И какую опасность это все несет в себе для любимого!
— Тебя так сильно волнует, где твой жених? — его губы болезненно кривятся, и мне в грудь отдает этой болью. — Жалеешь о том, что перешла к другому? — его слова и вспыхнувший недобрым взгляд снова бьет меня наотмашь.
— Антон… — я просто опускаюсь на стул, чувствуя, как ноги становятся ватными. Как мне пробить эту непробиваемую стену? Как?
— Я просто волнуюсь. За тебя. Вадим страшный человек, и…
— И все же ты предпочла его, — он резко разворачивается, прожигая меня тяжелым взглядом. — Я нашел твою записку, Мира. Только сейчас. Ты попрощалась со мной ради того, чтобы остаться с ним.
Лишь опускаю голову. Что я могу ему сейчас сказать?
— Скажи мне только одно, Мира, — теперь его голос звучит надтреснуто. — Ты хоть когда-нибудь, хотя бы тогда, на Побережье, что-то чувствовала? Ты вообще способна любить? В принципе?
До крови закусываю губы, чтобы прямо сейчас не расплакаться. Только не при нем. Он больше мне не верит и не поверит никогда. Стоит ли унижаться напоследок?
— А ты? — не сдерживаюсь. В конце концов, разве он вправе бросать мне в лицо такие слова? После всего, что между нами было? Как он может настолько мне не верить?!
— Ты сам, Антон? Пришел и поставил перед фактом, что купил меня! Как ты мог? Ты ничего мне не объяснил и даже теперь не объясняешь! Запер в номере, приставил охрану, которая и шага отсюда не позволяет сделать! Я по твоему мнению разговора даже не заслужила? Чего ты ждешь? Что я буду просто ждать тебя теперь с утра до ночи и стану твоей персональной игрушкой, да? Буду сбрасывать одежду и раздвигать ноги по твоему щелчку? Вот так?
Сама не понимая, что делаю, я резко сбрасываю с себя новое платье, которое принес Дэн вместе с ворохом другой одежды.
— Считаешь, что я теперь твоя собственность, твоя забава? Сексуальная игрушка, с которой даже не стоит разговаривать?
— Твою мать, Мира! — Антон оказывается рядом в долю секунды.
Глаза полыхают, а рука вдруг крепко сжимает мою шею.
Я шумно, судорожно сглатываю, поражаясь ему — такому незнакомому, такому… Одержимому яростью. Неужели и он окажется таким же, как Вадим? Чужим и незнакомым, от которого даже не представляешь, чего ждать?