– Делать нечего, – сказал я себе, доставая пишмашинку прошлого века, – будем писать кляузы.

Я не отношу себя к извращенцам, получающим удовольствие от подачи жалоб. Слово «ябеда» казалось всегда достаточно обидным, однако дело есть дело, и выполнять его следовало качественно и ответственно. В заведенной для переписки большой папке росло количество «входящих» и «исходящих» бумаг, коллективных заявлений и одиночных ответов, актов и протоколов, но толку не было вовсе.

Да, подтверждали приходящие письма, так жить нельзя. Меры будут приняты, вопросы рассмотрены, а средства – изысканы. Кому надо – указано, с кого попало – спрошено. Никакого отношения к реальности эти чиновничьи произведения не имели и иметь, наверное, не могли. Дело делали одни, а бумаги писали другие. А друг с другом они, по всей видимости, никогда и нигде не встречались.

* * *

В этот биографический период я находился в состоянии приятного ожидания увольнения в запас с военной службы. Жалко, конечно, расставаться с делом всей жизни, но участвовать в регистрации развала без возможности противодействия ему – еще хуже. Словно на похороны ходишь ежедневно.

Тогда, в конце девяностых годов, бытовала любопытная практика направления будущих отставников на переподготовку по гражданским специальностям. Это, по идее, было весьма разумно, ибо на пенсию, выплачиваемую Родиной своим защитникам, можно просуществовать только избавившись от всех вредных привычек, а также гастрономических и эстетических пристрастий и заблуждений. При этом получить востребованную гражданскую специальность с приличным заработком казалось неплохой идеей. А посему я тогда вполне успешно прошел обучение на подобных курсах, патронируемых, кажется, королевой Великобритании. По полной, как говорится, программе превращения вызывающе-красных советских офиеров в безобидных менеджеров – пескарей капитализма.

Там же я и познакомился с Владимиром, ставшим моим первым литературным критиком. Он уже давным-давно находился в запасе, трудился на солидной бюрократической должности и нуждался только в дополнительном дипломе для дальнейшего продвижения по административной вертикали. Занятия он посещал редко и обычно старался успокоить пытавшихся вскочить при его появлении преподавателей мягким, но властным жестом начальствующих перстов. Случайно мы с ним оказались соседями в аудитории, и как-то, получив очередную отписку из московской или областной администрации, я попросил у Владимира совета.

– Погляди, – сказал я, передавая ему пачку бумаг, – надоела уже эта бестолковая писанина. Целый год пишем кляузы, а кавардак все бардачнее и бардачнее. Подскажи, может, прекратить и плюнуть на это дело?!

Володя неторопливо перелистал подборку листов, аккуратно переложив их в хронологический ряд, и ответил:

– Слово не воробей, а бумага – тем более. Не надо было начинать, а уж если начал, гони до победного. Учти, что в тот момент, когда ты перестанешь дожимать, найдется возможность сделать тебе какую-нибудь гадость. АППАРАТ (именно так он и произнес это слово) мстителен, как обманутая женщина. Но пока давишь, можешь рассчитывать, что тебя не тронут.

– Ну, уж, – возмутился я, – моя правота несомненна, а этот убогий санаторий не способен даже кило гвоздей купить. Что они могут?

– Дело не в средствах, а в принципе. Побеспокоил высокую инстанцию – должен раскаяться. А систему победить невозможно. Кстати, мне нравятся твой стиль и слог. Ты, случаем, беллетристику не пишешь?

– Нет. Только стихи и поздравлялки разные, – произнес я, краснея.

– Принеси завтра почитать. А про кляузы прозаборные не думай особенно. Пиши себе и пописывай. Дави, но не пережимай. Даже если всех уволить по твоим заявлениям, ничего не изменится. Для тех, кто тебе отвечает, самое главное выдержать срок ответа на жалобу и адресата не перепутать. Такая наша доля. Читай классику. Салтыкова, например, который весьма Щедрин на правду о доле нашей чиновничьей, – сказал Володя и цинично улыбнулся.

* * *

Некоторое количество стихов мне удалось отыскать, перебрав мятые листки и пролистав старые блокноты. Писал я их обычно на различных собраниях и заседаниях от пронзительной тоски по уходящему в бестолковщине времени. Владимир, оказавшийся большим любителем словесности во всяких ее формах, быстро все прочитал и даже одобрительно похмыкал:

– Ага, – сказал он, – тут кое-что можно публикнуть в журнальчиках. Напомни мне потом, через недельку-две. Должна такая возможность появиться.

Возможность, однако, не появилась, а Володя исчез, как оказалось, приняв новую ответственную должность в дальнем зарубежье. В день выдачи дипломов за его документами прибыл идеально прилизанный чиновник с выражением лица, сравнимым по целеустремленности с топором типа колун.

В заключение образовательного курса нам пришлось позаниматься на компьютерах и сунуть нос в Интернет. Я почти забыл про свою стихотворную подборку, а тут вдруг обнаружил возможность раскидать все это добро по разным сайтам, редакциям и литературным клубам сети. Именно это я вскоре и сделал, начав с газетных серверов и подписывая все сообщения, не скрывая собственного имени. К моему удивлению, мне позвонили через день из редакции весьма центральной газеты и сообщили, что берут на публикацию мои стихи. Более того, было рекомендовано написать что-либо и в прозе. Такое предложение застало меня врасплох, но воодушевило. Я сел за стол, взял шариковую ручку и четкими буквами написал на первой странице тетради «Рассказ».

* * *

Первый рассказ о своей флотской службе писал я довольно долго. Писал на бумаге, ручкой, а потом еще дольше набивал одним пальцем на клавиатуре взятого на время у старого приятеля ноутбука. Постарался подробно и правдиво описать один из морских походов, но получилось довольно смешно. Я удивился этому, но решил, что истинную правду вообще невозможно воспринимать всерьез. В противном случае появляется стремление к суициду или участию в каком-либо экстриме, как говорится.

Рассылка рассказа по Интернету оказалась делом занимательным. На нескольких сайтах его любезно вывесили на всеобщее обозрение. Теперь мне потребовался уже собственный компьютер, принтер, выход в Интернет и еще куча всего, чуждого любому нормальному человеку прошлого, двадцатого века. Меня захватила эта деятельность. Начали активно появляться и книжки с моими вещичками, а я уже не мог представить себя без Интернета и виртуального общения со всем миром. Естественно, я совсем запустил кляузное дело, но на заключительном этапе этого пинг-понга успел необдуманно высказать несколько резковатых оценок морально-нравственных свойств партнеров по переписке из контор различных уровней управления. Ругательных слов не применял, но они логично могли бы завершить мои письма. Забыл я Володины заветы. Обидел АДМИНИСТРАЦИЮ, чем, собственно, и завершил волокиту. Смирился, наверно, устал от бюрократии. Тем более что появилась такая отдушина, как сетевая литература.

Но вот тут-то и проявилась Володина правота. Опытный чиновник чувствовал и прогнозировал опасность заранее. Нельзя было останавливаться и называть любезные ответы отписками. До меня доползла информация, что в результате работ по перекладке телефонных кабелей на санаторской территории всех сторонних абонентов отключают. А все сторонние – это я, как оказалось, и есть. Других-то не оказалось. Словом, попал мой кабель на вражескую землю. Нашли, гады, как побольнее укусить. Оставить меня без телефона и Интернета. Страшная кровная месть!