Монах степенно поклонился князьям.

— Отче, поднеси-ка святое распятие этому мужу, — сказал Ярослав, кивнув на посла.

Священник шагнул к главе посольства, держа крест так, чтобы к нему было удобно приложиться.

— Ну, боярин, готов ли ты подтвердить крестным целованием сказанное? — обратился к послу Ярослав.

Нимало не смутившись, рыжебородый обнажил голову и, вновь повторив, что Давыда нет в Друцке, перекрестился и поцеловал серебряное распятие.

— Зачем Давыд оставил в Друцке свою дружину? Нс затем ли, что он намерен сюда вернуться? — спросил Игорь.

— Давыд знал, что за дружбу с ним Глеб Рогволодович может поплатиться, ибо князья полоцкие, соседи наши, враждуют с князьями смоленскими, — сказал рыжебородый и сердито добавил: — А тут ещё Ольговичи всех и каждого под себя подмять норовят. Вот и получается: спи, а за меч держись.

Игорь усмехнулся:

— А ты скажи, мил-человек, кто из князей ныне в ладу с соседями живёт? Галицкий князь с венграми и берладниками[84]приграничные земли делит с мечом в руке. Волынский князь с ляхами и князьями луцкими воюет. Смоленские Ростиславичи с полоцкими князьями издавна враждуют, а ныне и у нас, Ольговичей, Киев отняли. Суздальский князь Рязань подчинить старается, как подчинил себе Муром. Новгородцы со псковичами грызутся и с теми же суздальцами. Уж на что невелик городок Пинск, но князёк тамошний из кожи вон лезет, не желая быть в воле соседнего Туровского князя, который и сам-то от Киева зависим.

— Верно молвишь, княже, — кивнул рыжебородый, — нету устройства на Руси, как было при Владимире Красное Солнышко. Раздралась земля наша на уделы. Не стало над ней единого самовластца, но всякий удельный князь мнит себя выше остальных. Из раздоров наших, пожалуй, лишь вон они выгоду себе имеют. — Боярин кивнул на половецких ханов.

Игорь повелел передать Глебу Рогволодовичу, что если он хочет мира с Ольговичами, то пусть целует крест на верность Святославу Всеволодовичу, а Давыдовых дружинников прогонит прочь.

Глеб Рогволодович попросил время на раздумье.

После того как послы друцкого князя покинули стан черниговцев, Кончак обратился к Игорю:

— Что будет, коль христианин солжёт, целуя крест?

— Душа его будет вечно гореть в аду, — ответил Игорь.

— Значит, для христиан это самое страшное наказание? — опять спросил хан.

— Страшнее не бывает, — кивнул Игорь.

— Стало быть, имея при себе крест с распятым Иисусом, можно любого христианина заставить говорить правду? — промолвил Кончак и обменялся взглядом со своим братом, который внимательно слушал их, поскольку Игорь и Кончак говорили по-половецки.

— Можно, — подтвердил Игорь, — но при этом распятие должно находиться в руках у священника.

Беседа происходила за столом — было время обеда. Ярослав перестал жевать и поднял глаза на Игоря: степную речь он понимал плохо.

— О чём это они? — поинтересовался Ярослав.

Игорь кратко объяснил ему, что именно удивило и восхитило половцев.

Ярослав утёр усы и приосанился:

— А ты скажи им, брат, что православная вера есть самая истинная вера на свете. И коль ханы желают дует свои спасти, то пущай...

— Не могут они так запросто веру менять, — перебил Игорь Ярослава. — В степи сплошь и рядом язычники живут, и за ханом-христианином они не пойдут.

— Но сыновей-то своих... — опять начал Ярослав.

Игорь снова перебил:

— Сыновья — другое дело. Покуда они взрастут и сами ханами станут, многие годы пройдут. К тому времени, глядишь, вера Христова укоренится и среди половецкого народа.

— Тогда скажи хану Кончаку, что, окрестив сына своего, он поступил мудро, — не унимался Ярослав.

Он видел, что ханы оказывают больше почтения Игорю, чем ему, черниговскому князю, поэтому чувствовал себя немного уязвлённым. А ведь ханские сыновья живут у него в Чернигове и одному из них Ярослав — крестный отец.

— Вот сам и скажи, — усмехнулся Игорь и шепнул на ухо Ярославу необходимые половецкие слова.

Ярослав, запинаясь, повторил сказанное Игорем, обращаясь к Кончаку и его брату. Те заулыбались и пожелали выпить с Ярославом заздравную чашу.

Слуга налил в большой серебряный кубок хмельного мёда и подал Кончаку.

Кончак, сделав несколько глотков, вручил кубок брату. Тот, пригубив, передал дальше — Игорю. От Игоря кубок перешёл к Ярославу, который, изрядно отпив, протянул остатки мёда Вышеславу. Тот всюду присутствовал вместе с Игорем на правах его ближнего советника. Однако Вышеслав не пожелал пить круговую чашу вместе с половцами, которых всегда ненавидел. Он резко вскочил и вышел из шатра.

За столом водворилось неловкое молчание.

— Похоже, князь, твой боярин брезгует пить с нами, — сказал Игорю Кончак. — Это потому, что мы не крещённые, как он?

— Боярин мой в плену половецком побывал, — пояснил Игорь, — с той поры всех половцев врагами считает. Не держи на него обиды, хан.

— Долго ли боярин твой в неволе был? — поинтересовался Кончак. — И какая орда его пленила? Где это случилось?

— Случилось это под Переяславлем лет пять тому назад, — ответил Игорь, отрезая ножом кусок ветчины. — А пленила Вышеслава твоя орда, хан. Правда, недолго Вышеслав в неволе был. Отбили мы его со всем прочим полоном, я и брат мой Всеволод. Помнишь городок Коснятин, хан?

Тонкие изогнутые брови Кончака дрогнули и сомкнулись у переносья: разве может он забыть своё поражение?!

— Так это с тобой я сражался под Коснятином, княже? — изумлённо проговорил брат Кончака. — А я-то полагал, что это переяславцы нас настигли. Как же не убоялся ты напасть на наше войско с малой дружиной?

— У нас на Руси так говорят: одним камнем много горшков перебить можно, — отшутился Игорь.

— Я рад, князь, что мы ныне друзья, — сказал Кончак. — Столь доблестный воин, как ты, достоин и стола высокого. Почему ты княжишь в Новгороде-Северском, а не в Чернигове?

— У нас принято распределять высокие столы скорее по старшинству, нежели по доблести, — у гримасой недовольства промолвил Игорь. — Так повелось исстари. А в Степи не так?

— И у нас так было, — живо ответил Елтук, — но со временем многое поменялось. Вот и брат мой главенствуем над донскими коленами половцев не по старшинству, а по праву сильного. И над лукоморскими половцами Кобяк правит единовластно из-за силы своей воинской.