– Паула, как я люблю тебя! – ворвался в ауру, окружавшую ее, прерывистый шепот Роберта.

Она тотчас приникла ртом к его рту и трепетом губ и дыханием, азбукой, понятной только им двоим, передала ему в ответ свое признание в любви.

Он, начав с кончика подбородка, принялся осыпать поцелуями обращенное к нему лицо. Губы его не оставили без внимания ни одной мельчайшей детали этого воплощения одушевленной красоты, созданной самой природой. Роберт пропутешествовал к ее рту и обласкал языком ее зубы и язык, насладился теплым дуновением из ее изящных ноздрей. Исследование очертаний ее носика заняло немало времени – так ей показалось, а затем принялся за нежную кожу ее прикрытых век. Щеки и лоб наконец тоже дождались ласки, и Паула отозвалась протяжным вздохом наслаждения.

К моменту, когда Роберт вновь вернулся к ее губам, она уже превратилась из новичка в опытного бойца на ристалище любви.

Взаимный жар двух тел обращает их в один сплав. Она хотела, чтобы он наполнил ее до краев своей любовью и тем самым убедил в истинности своих чувств к ней, потому что любые слова могут быть лживы, и лишь в прямом действии содержится правда. Паула выгнулась дугой, откинувшись назад и еще плотнее прижавшись к нему бедрами. Резко сдернув вниз трусики, она ощутила давление его упругой плоти и помогла отыскать вход в себя, полностью готовая наконец-то преподнести ему подарок, который давно уже ждал его. Внутри нее пульсировало пустое пространство, вакуум, жаждущий заполнения, а нежная плоть, как розовые лепестки, трепетала от желания, как истомленная засухой листва в предчувствии надвигающегося ливня.

Паула еще больше вытянулась, чтобы ему было удобнее войти, а он слегка согнул колени, и все стало на свое место – ее лоно сомкнулось вокруг его плоти, заманивая обещаниями несказанного блаженства, таящегося в бархатистой глубине. Он нанизывал ее на себя, ее округлые ягодицы разместились на его могучих ладонях, и она ощущала себя легкой пушинкой. Негромко вскрикнув, Паула оторвала ноги от пола и очутилась в воздушном пространстве. Она обняла ногами стан мужчины, понукая его смелее идти вперед. Приблизившись вплотную к последней преграде, Роберт приостановился, и несколько мгновений они пребывали в обоюдном наслаждении, предвкушая скорый подъем на самую вершину страсти.

Затем он, не отпуская Паулу, осторожно ступая, перенес свою драгоценную живую ношу в спальню и опустил на кровать. Даже еще до того, как Роберт нашел правильный ритм, она уже знала, что не сможет сдержать приближающийся оргазм. Паула больше не распоряжалась собою. Лоно ее наполнилось влагой, острый мускусный запах женского нетерпения пропитал воздух.

Она боялась опередить его и из-за этого проиграть все, что было поставлено на карту, получить наслаждение самой и не доставить его Роберту. Подстегивая его, она принялась двигаться навстречу ему в ритме, совпадающим с его ритмом.

«Я люблю тебя, люблю, люблю…» – твердила Паула не языкам, не губами, а движением тела, биением сердца, и добилась своего. Он упал на нее и, вздрогнув, оросил жаждущее его влаги лоно. В этот заключительный акт он вложил все, что копилось не только в его плоти, но и в сердце, в мозгу, и рвалось с языка, однако не воплощалось в слова, а передавалось телепатической связью, всегда существующей между влюбленными. Постепенно затихая, отбушевавший шторм оставил их словно выброшенными на песчаный берег, куда лишь изредка накатывались ленивые волны. Роберт склонился к ее вспотевшему личику, нашел губами мягкие, на удивление прохладные губы и запечатлел на них нежный поцелуй.

Паула ответила ему тем же. Они были счастливы, пребывая в уверенности, что то, что свершилось, совсем не конец, а только начало.

Роберт любовался Паулой, а она словно бы забыла о его присутствии. В демонстрационных залах Питера Парселла, безостановочно пульсирующем сердце нью-йоркского дизайна, бурлила специфическая, сугубо профессиональная жизнь, и Паула с охотой окунулась в самую ее гущу, пылко отстаивая свою точку зрения, убежденная в своей правоте.

– Мебель выбрана мистером Парселлом правильно, Уинти! Даже более чем правильно, абсолютно точно…

Кругленький человечек в дальнем конце стола фамильярно подмигнул Уинтропу и беззвучно поаплодировал столь непочтительному выпаду против признанного авторитета. Питер Парселл, колосс в сфере дизайна, пионер, отважно прокладывающий новые пути, основатель нью-йоркской школы декоративного искусства, был главным соперником Тауэра в Лос-Анджелесе. Парселл и Тауэр относились друг к другу с уважением, но взаимной симпатией проникнуться, разумеется, не могли, хотя соблюдали дистанцию и тщательно избегали чего-либо, что подтолкнуло бы их к открытому столкновению. Однако в определенных вопросах каждый из них придерживался настолько полярных взглядов, что долго сдерживаемый пар должен был непременно вырваться наружу.

Паула занимала позицию как раз посередине между двух просыпающихся кратеров, и Роберт наблюдал за ее поведением с неослабевающим интересом.

– Точка зрения мисс Хоуп… – заговорил Парселл, – Паулы, если мне позволят такую вольность, весьма любопытна. Вам действительно понравилось, Паула?

– Именно так, – подтвердила она.

Тауэр нахмурился. Паула совершила непростительный грех. Она встала на сторону его противника, причем публично.

– Мистер Парселл не единственный дизайнер в Нью-Йорке, кто создает «превосходную», как ты выразилась, мебель. Есть еще Джей Спектр, Марио Буати и Хуан Монтойя. Может быть, ты и им уделишь частицу своей любвеобильной души? – Он скосил глаза на Роберта, скромно сидящего в углу. – В твоем возрасте влюбляются в каждого встречного без раздумий.

– Пауле можно позавидовать, – по-рыцарски вступился за женщину Парселл. – В нашем возрасте мы уже вряд ли способны влюбиться в кого-нибудь.

– За исключением самих себя, – сказал Уинтроп.

Неловкое молчание накрыло всех, как грозовая туча.

Роберт перехватил взгляд Паулы и постарался предостеречь ее. Наконец-то – так ему показалось – она поняла, что осы зашевелились в своем гнезде и что именно она, пусть неосознанно, растревожила их.

– Конечно, я здесь всего лишь случайный наблюдатель, но мне страшно интересно, – дипломатично вмешался Роберт. – Что бы я еще хотел, так это взглянуть на фактически существующие апартаменты. Ну и, разумеется, услышать от вас оценку моим предложениям. Затем я собираюсь забрать от вас Паулу на ленч.

Уинтроп Тауэр иронически вскинул бровь.

– В Америке, как и в Индии, дизайнеры соблюдают принцип – во всем уступать кинозвездам. Полагаю, нам так и надо поступить и принять твой план, – сухо произнес Тауэр, вставая, и добавил после короткой паузы: – Думаю, мы все здесь посмотрели… – Он явно хотел сказать: «Мы достаточно здесь всего насмотрелись». – Огромное спасибо, Питер. Не пообедать ли нам как-нибудь?

– Или хотя бы вместе распить бутылочку, – откликнулся Питер с ухмылкой.

«Лучше вылей ее себе на парик, дешевый пижон», – подумал Тауэр.