— С тех пор, как вы вместе? — уточнил Томас.

— Нет, за несколько лет до меня, но дело в том, что он никогда не признавал, что у него маленькая дочь.

— Вы именно от этого сбежали?

— Я не сбежала, я бросила работу и отправилась посмотреть мир. Но о нем я стала думать хуже. Любой, у кого родился ребенок, случайно или запланированно, должен быть с ним.

— А он не согласен?

— Нет, и мне это как-то неприятно. Я почувствовала, что больше никогда не смогу ему доверять. Мне стало стыдно, что я его люблю. Это все я высказала ему.

— Так что же изменилось? Что заставило вас думать, что правильнее к нему вернуться теперь?

— Встреча с ним здесь. Я узнала, что он любит меня и готов на все ради меня. — Она взглянула на него с надеждой, что он понял.

Томас кивнул:

— Да, я бы ему тоже поверил. Если любишь, готов на все ради того, чтобы быть рядом. Мне это знакомо.

— На что были готовы вы? — осторожно спросила она.

— Готов был притвориться, что Билл мой сын. Я так сильно любил Ширли, что не мог смириться с мыслью, что он не мой.

— Он не ваш сын? — Эльза была потрясена.

Томас рассказал ей свою историю просто, без эмоций. Поведал о том, как тесты показали, что он стерилен, про радостную новость, что Ширли беременна, и про совершенно неожиданное счастье, когда узнал, что он любит мальчика, после его рождения. Томас обнаружил, что обожает Билла и что биологическое родство не имеет для него никакого значения.

Он даже не попытался узнать, кто настоящий отец, это было не важно.

Вспоминая прошлое, он понял, что был прав, не создавая драмы. Если бы Томас обсуждал вопрос отцовства, ему бы запретили видеться с мальчиком после развода.

— Вы все еще любите Ширли?

— Нет, это прошло, как простуда или летняя гроза. Во мне нет ненависти к ней. Она меня раздражает, а теперь у них с Энди будет ребенок, и это тоже раздражает меня. Очень сильно. Злит и то, что Билл очень рад… новому братику или сестренке.

— Вы когда-нибудь подозревали Ширли в измене?

— Нет, нисколько. Но давайте взглянем с другой стороны. Сам факт, что родился Билл, говорит о том, что Ширли не слишком верная подруга. Полагаю, это было всего лишь мимолетное увлечение.

— Вероятнее всего, так и было, — сказала Эльза.

— Да, думаю, так. Но почему-то мы все меньше и меньше находили тем для разговора. И тогда мы развелись. — Он помрачнел.

— А вы встретили кого-нибудь?

— Нет. Думаю, просто не искал. Я так сильно беспокоился о Билле, понимаете. И действительно, очень удивился, когда она привела в дом Энди, чтобы поговорить со мной и обсудить их планы. Ширли хотела, чтобы все было «интеллигентно». Сказала, что ненавидит секреты и недомолвки. Сказала, что у нас все должно быть в открытую, — язвительно добавил он.

— Так что в этом плохого? — удивилась Эльза.

— Были долгие месяцы секретов и притворства! Влюбленные бывают очень жестоки и надеются, что все будет так, как они хотят.

Эльза смолчала. Она сильно задумалась, пытаясь что-то понять.

— Простите за назойливость, — продолжал Томас.

— Нет, что вы, просто мне кое-что стало ясно.

— Неужели?

— Да. Если Дитер хочет быть мне дорог, он должен признать, что у него есть дочь, и принять ее.

— Даже если это означает потерять вас? — спросил Томас.

— Из-за этого он меня не потеряет, если поверит, что этой девочке действительно нужен отец. Дело в том, что ему ничего не стоит просто что-то изобразить. Он думает, что мне нужны только обручальное кольцо, респектабельность, приличия. Все такое.

— Значит, он вас толком не знает, верно? — спросил Томас.

— Что вы имеете в виду?

— А то, что вы встречались с ним более двух лет, а он так и не понял, что для вас важно.

— Совершенно верно, он меня никогда не понимал, но это не имело значения. Влюбленность все отодвинула на второй план. И ваши слова о том, что влюбленные бывают совершенно равнодушны и жестоки к другим людям, абсолютно верны. Я об этом прежде не думала.

— Ну что это за друг, который изредка дает полезные советы? — засмеялся Томас.

— Но вы считаете, что мне лучше его оставить, не так ли?

— Что я считаю, не имеет значения.

— Для меня имеет.

— Тогда ладно, думаю, что вам нужен кто-то, кто вас поймет… а также кое-что другое.

— Что еще другое? — засмеялась она.

— Вы отлично знаете, что я имею в виду: секс, любовь, привязанность — все это замечательно, но если у вас будет взаимопонимание, то вы будете счастливы.

— И где же мне найти все это сразу, Томас?

— Ах, если бы я знал ответ, я бы правил миром, — произнес он, подняв свой бокал вина.

За столом в таверне Андреаса все так и не пришли в себя после новости Фионы. Рина убрала тарелки со стола, и они пили кофе из маленьких чашек.

— Твои родители уже знают? — спросил Дэвид.

— Нет, я сама только что узнала. Никто, кроме вас, мои друзья, — улыбнулась Фиона.

Все начали одобрительно поздравлять, с возвращением к нормальной жизни и работе. Имя Шейна не произнес никто. Андреас сказал, что ее папа и мама будут необычайно рады. Йоргис спросил, сможет она снова работать в своей больнице. Дэвид поинтересовался, будет ли она жить у себя в доме.

И снова имя Шейна не было упомянуто.

В разговоре не участвовала только Вонни. Она сидела и смотрела перед собой, что было для нее необычно.

Наконец Фиона заговорила с ней:

— Вонни, вы были полностью правы. Я первая это признаю. Вы довольны, что были правы?

— Это не игра, где набирают или теряют очки. Это твоя жизнь, твое будущее.

— Тем больше причин гордиться своей правотой, — повторила Фиона. — Когда можно сказать «я же говорила». Вы по праву можете это сказать.

— А я не хочу говорить, достаточно вам наговорила. И всем ужасно надоела. Это моя вечная забота — знать, что нужно всем, но только не себе самой. Андреас и Йоргис подтвердят это. Тупая, самонадеянная Вонни, которая может устроить мир, но только не свою жизнь.

Все замолчали. Потом заговорил Йоргис.

— Ты, конечно же, знала, как устроить жизнь нашей сестры Кристины, она бы без тебя никогда не оправилась, — начал он.

— И каждый день ты что-то делаешь, чтобы кому-то здесь помочь, — учишь Марию водить машину, присматриваешь за детьми, навещаешь больных. Это мне вовсе не кажется глупым и самонадеянным, — подхватил Андреас.