гармонии проигнорированы, рот зажат, а протест против зла представлен как поощрение несправедливости».[155] Автор еретических строк и тут не успокоился. Он не только обвинял экономику в неспособности найти лежавшее у нее перед глазами решение проблемы бедности, но уверял, что его лекарство позволит оформиться целому новому миру: «Нет слов, способных это описать! Придет Золотой век, чье наступление воспевали в своих стихах поэты и предвещали могучие провидцы!.. Вот она, высшая точка христианства – город Бога со стенами из яшмы и вратами из чистого жемчуга!»[156]

Новоприбывшего звали Генри Джордж.[157] Неудивительно, что он пожаловал в подполье: его ранняя карьера вряд ли могла понравиться строгим хранителям истинных доктрин. Кем только не был он за свою жизнь: путешественником и золотоискателем, моряком и композитором, репортером, государственным служащим и даже лектором. Его образование было неполным: в тринадцать лет Джордж оставил школу и пошел юнгой на 586-тонный корабль «Хинду», направлявшийся в Австралию и Калькутту. Пока его сверстники учили латынь, он успел купить ручную обезьянку и увидеть, как человек срывается с мачты. Джордж стал худощавым, впечатлительным и независимым юношей с сильнейшей страстью к путешествиям. Вернувшись из странствий, он немного поработал в типографии в своей родной Филадельфии, а в девятнадцать лет снова отправился в море, на сей раз в Калифорнию – молодого человека манило золото.

Перед отъездом он нарисовал автопортрет:

Влюбчивость – высокая

Плодовитость – умеренная

Навязчивость – высокая

Способность обживать место – высокая

Способность к концентрации – низкая

И так далее: с оценкой «полная» напротив способности к содержанию себя, «низкая» напротив жадности, с «высокой» самооценкой и «низкой» способностью радоваться. По некоторым показателям прикидка оказалась довольно верной, неясно только, почему осторожность оказалась «высокой»: по приезде в Сан-Франциско в 1858 году он сошел на берег, хотя подписывал годовой контракт, и поехал навстречу Виктории – и золоту. Он нашел золото, но оно оказалось пиритом, и Джордж решил, что его настоящее призвание – море. Вместо этого, впрочем – о «способности к концентрации» тут говорить не приходится, – он стал наборщиком в сан-францисской типографии, затем весовщиком на мельнице и наконец, как говорил сам Джордж, «бродягой». Второе путешествие на золотые прииски было не прибыльнее первого, и в Сан-Франциско он вернулся нищим.

Там он встретил Энни Фокс – и они вместе сбежали. Она – невинная девушка семнадцати лет, он – молодой красавец с пышными усами, как у Буффало Билла,[158] и бородкой клином. Доверившаяся своему избраннику миссис Фокс прихватила с собой внушительных размеров тюк; к вящему сожалению юного путешественника, внутри лежали не фамильные драгоценности, а «Домашняя библиотека поэзии» и другие книги.

Следующие несколько лет они прожили в крайней бедности. Иногда Джорджу перепадала случайная работа в типографии, но крайне редко, да и оплачивалась она скудно. Когда Энни родила второго ребенка, Джордж записал:

Я шел по улице и решил, что попрошу денег у первого человека, который, судя по внешнему виду, мне их даст. Я остановил одного незнакомого джентльмена и сказал, что мне необходимо найти 5 долларов. Он поинтересовался о причинах моей просьбы, и я ответил, что моя жена рожает, а мне не на что купить ей еды. Он дал денег. Я пребывал в таком отчаянии, что в случае отказа мог бы убить его.[159]

Наконец, в возрасте двадцати шести лет он начал писать. Ему удалось получить место в наборном цехе местной «Таймс», и Джордж отправил свою статью наверх, главному редактору Ноа Бруксу. Тот решил, что мальчишка передрал ее у кого-то, но в течение несколько дней в остальных газетах не вышло ничего подобного, и статья была напечатана, а редактор отправился вниз на поиски Джорджа. Он обнаружил худого, невысокого молодого человека, с трудом дотягивающегося до своей наборной кассы. Джордж стал репортером.

Через несколько лет он оставил «Таймс» ради журнала «Пост», принимавшего активное участие в общественной жизни. Темы статей Джорджа стали куда менее рутинными: он писал о китайских кули и договорах между ними, о том, как железные дороги захватывают земли, и о махинациях местных трестов. Он написал длинное письмо жившему во Франции Джону Стюарту Миллю и был удостоен благосклонного ответа. Отвлекаясь от политических баталий, он находил время для расследований в лучших традициях журналистики. Так, усилиями Джорджа «Пост» вытащил на свет историю о капитане и его помощнике, доведших команду корабля «Восход» до того, что двое матросов выпрыгнули за борт, где и нашли свою смерть. Виновные понесли наказание.

Когда издание продали, Джордж заполучил должность инспектора газовых счетчиков, бывшую абсолютной синекурой. Ему вовсе не хотелось вести праздную жизнь; он начал изучать работы великих экономистов, и это по-настоящему увлекало его. По правде сказать, он уже был своего рода местной знаменитостью. Ему требовалось время – чтобы читать, писать и выступать перед рабочими с лекциями, посвященными идеям великого Милля.

Когда Университет Калифорнии стал подыскивать человека на недавно открытую кафедру политической экономии, Джордж казался серьезным претендентом. Было лишь одно препятствие: кандидат должен был прочитать профессорам и студентам лекцию, и Джорджу хватило ума порассуждать о том, что «именем политической экономии постоянно подавляются все попытки рабочего класса увеличить заработную плату».[160] И, словно шок был недостаточно сильным, он добавил: «Для изучения политической экономии вам не понадобятся специальные знания, подробные исследования и дорогостоящие лаборатории. Думайте самостоятельно – и вам не будут нужны ни учебники, ни учителя».

Его академическая карьера закончилась, так и не успев начаться. Другой кандидат оказался более подходящим, и Джордж вернулся к своим занятиям экономикой и журналистике. Он рассказывал: внезапно «посреди белого дня на улице меня поразила мысль, видение, зов – величайте как хотите… Именно это подвигло меня к написанию «Прогресса и бедности», это держало меня на плаву, когда я был готов сдаться. Поздно ночью, когда, сидя в одиночестве, я закончил последнюю страницу, я упал на колени и рыдал как дитя».[161]

Несложно догадаться, что эта книга была написана под диктовку сердца, и на ее страницах соседствовали горечь и надежда. Разумеется, преобладание эмоций над профессиональной рассудительностью не было ее сильной стороной. Но каков контраст с унылыми трактатами того времени! Неудивительно, что стражи чистой экономики не воспринимали мысль, изложенную в следующей форме:

Возьмите… любого расчетливого предпринимателя, что не знает никаких теорий, но умеет делать деньги. Скажите ему: «Вот стоит маленькая деревушка, через десять лет она превратится в огромный город – через десять лет железная дорога