было? — коротко поинтересовался Шаграт, не поворачивая головы.

— Н-не могу знать… — на стрелка было жалко смотреть, — Так нашел… сидит и бормочет, серая вся. Анхур рядом валяется, стрелы…

— Анхур, говоришь? — Шаграт в задумчивости дернул бровью. — А ну-ка давай обратно на стену, проверь там все как следует… возможно, что у нас гости. Лугдуша найти и — тоже на стену, только все это — тихо, ясно? — сотник внезапно понизил голос до свистящего шепота.

— Йах… — кивнул Уфтхак, и, опасливо косясь в сторону девушки, осторожно поинтересовался: — А она… это…

— Бегом!

Стрелок птицей вылетел в коридор, хлопнув приснопамятной дверью. Оставшись один, встревоженный Шаграт бросился осматривать племянницу на момент возможных повреждений. Предположение насчет отравленной иглы из сарбакана он отмел сразу — девушка была бы сейчас или уже мертва, или в сонном обмороке. На открытых частях тела ранок не было, а под одеждой проверять не имело смысла: лархан — он не только плащ-палатка, он и от стрелы на излете защитить способен. Сомнений не было: лучница находилась в сознании и продолжала бормотать. От нечего делать Шаграт прислушался и… обомлел: это был какой угодно язык, но только не иртха’ин-кхур! Открытие настолько потрясло сотника, что он даже не сразу догадался плеснуть водой в лицо племянницы, а какое-то время просто слушал, качал головой и болезненно морщился.

Первым, что увидела вернувшаяся к обычному своему состоянию лучница, было хмурое лицо с тройным шрамом поперек брови, а выше — лысый череп, покрытый тропическим загаром. Физиономия казалась до боли знакомой, к тому же раскосые и черные как у всех иртха глаза встревоженно щурились.

— Шаграт-аба… — Шара резко села, дико озираясь по сторонам и соображая: как это ее со стены занесло в дядькин кабинет? — Ой, а чего это я тут делаю?

Сотник мрачно молчал, и молчание это было красноречивее любых слов. Видение было… это девушка точно помнила, а крепостную стену и кабинет разделял как бы короткий провал в памяти. Дальнейшие объяснения были ни к чему… интересно, он сам ее нашел или… принесли? Шара в отчаянии сжала голову руками.

— Что видела? — невозмутимо поинтересовался между тем Шаграт. Девушка дернулась было, но, сообразив, что теперь от дядьки точно нечего скрыть не удастся, решила рассказать.

— Женщину-йерри в золотом лесу. Она в большую чашу смотрела, как в зеркало… ну и я — тоже — как бы ее глазами. А в том зеркале Наркунгур появился…

— Наркунгур? — вытаращился сотник.

— Да. Сам он, и все его войско. Большая битва была, там его и убили. Больно, оказывается, умирать… я теперь знаю. А еще помню песню погребальную, которой в последний путь его провожали… — девушка невидящими глазами скользнула по лицу дядьки, сидящего на полу с поджатыми ногами.

— Песню-то и я, положим, помню… — хмыкнул он, шевеля изуродованной бровью, — Правда, в твоем, конечно, исполнении только. Но ниче, красиво, хоть и ни слова разобрать не смог. М-да-а…

Шара сидела, обхватив как в детстве, колени руками. Сотник задумчиво теребил перчатку.

— Наркунгур, значит… — тихо вымолвил он, наконец, — А я-то, дурень, думал, что пройдет это все, как подрастешь… И ведь главное дело: Хуркул-иргит ничего особенного такого не заметил, так прямо и сказал Йарвхе: «ни-че-го». У них вообще на такие дела нюх, шутка ли? — вся жизнь в поисках преемника, а вот гляди ж ты! Не прошло, значит…

— Ты… — задохнулась от неожиданности Шара. — Шаграт-аба, ты что же — знал, да?

— Я что же — по уши тупой, да? — в тон ей съязвил сотник, показав в ухмылке клыки. Но верилось все равно с трудом.

— Это… мама тебе рассказала? — на всякий случай уточнила девушка, следя за выражением сотниковых глаз.

— Мама… — неодобрительно поморщился тот. — Я б ей, этой маме, уши надрал бы, дурище такой… кабы помогло. Чтоб в другой раз думала, кого в пещеру… а, неважно! — неожиданно смутившись, замял тему Шаграт. — Ладно. Просто, чтоб оценить, насколько все это серьезно… — он встал, с хрустом разминая затекшие шейные позвонки.

— Сиди тут, никуда не уходи, я скоро вернусь… — пообещал он и исчез за дверью. Шара осталась одна.

Шаграт все не возвращался. От нечего делать, девушка неторопливо прошлась по кабинету взад-вперед, и почему-то остановилась возле карты на стене. К ее удивлению, изображенное на листе желтоватого пергамента охватывало крайне обширную территорию, словно бы вид открывался с высоты ястребиного полета. Три горных хребта в правом нижнем углу — границы Унсухуштана, вот извилистая лента — Бурзугай, вот земли тарков, вот Харад, а еще к юго-востоку — загадочный Кханд, где растут чайные кусты и шелковые деревья.

А вот много к северо-западу, то есть — влево и вверх — карту пересекал длинный горный хребет со множеством отрогов. «Туманные горы» — гласила надпись. Хм… уж не те ли самые, откуда родом был Рагдуф? А вот к востоку от этих самых Туманных гор промеж тонких ниточек-речек помещалась область, что, судя, по условному изображению пары деревец, сплошь поросла лиственным лесом. Никаких подписей в этой части карты не было, но название внезапно всплыло в памяти само по себе… пора бы уже и привыкнуть!.. за восемь с лишним десятков зим.

— Лаурелиндореннан… — медленно проговорила вслух девушка загадочно звенящие слоги чужого языка, явно наслаждаясь сочетаниями звуков. Для нее это было не просто мудреное слово: как и положено имени всякой вещи на земле, название леса также имело толкование и смысл. Пожалуй, что лучше всего это перевести как «золотозвончатая долина»… да. В этом лесу растут невиданные деревья с золотыми кронами, там дом йерри, что не ведают иной крыши над головой, кроме небосвода, и еще… Та женщина, из видения… она тоже живет там. Вот, значит, что это за край…

Открылась дверь, и Шара, как нашкодивший щенок, поспешно сделала шаг назад, давая понять, что карта тут совершенно не при чем. На пороге стоял Шаграт в сопровождении еще одного иртха. Не узнать его было невозможно: это был тот самый пузан, что недавно потчевал их противоядием от Шелоб, да и кроме того, дядюшка Пильхак — местный лекарь — известен был повсеместно не только на взгляд, но и на запах. Не спутал бы даже слепой…

— А… э-э… Хасса… — пробормотала лучница, морщась от резкого запаха оригхаша, которым одежда пришельца, похоже, пропиталась насквозь.

— Хасса, хасса… — добродушно проворчал в ответ Пильхак, выдержал драматическую паузу, после чего откашлялся, прочищая горло, и вдруг, ни с того ни, с сего, рявкнул во всю глотку:

— Стой где стоишь! Оружие на землю!

Застигнутая врасплох неожиданным требованием Шара послушно начала было расстегивать