Игорь. Придет ли он за мной? Ищет ли он меня или уже плюнул на сумасбродную девчонку? Сколько мне еще удастся делать вид, что я в отключке, и сколько мне останется жить после того, как они поймут что я наконец-то пришла в себя?

Слезы из глаз катились градом, с губ срывались судорожные вздохи и всхлипы.

– Ай-яй-яй. Как не хорошо обманывать взрослых дяденек, ― раздался хриплый насмешливый голос от дверей. От вкрадчивых ноток холод сковал дрожащее тело, горло сжало спазмом душа испуганный вскрик.

Шаги. В наступившей тишине они звучали оглушительно громко. Чем ближе шаг, тем громче звук. Кровать прогнулась под весом мужчины. Я дернулась, по-прежнему крепко сжимая веки, боясь увидеть, боясь поверить, что все это реально, а не бред моего сознания. Тело простреливала невыносимая боль, чем больше я пыталась двигаться, тем сильнее были муки.

– Ну что же ты так неосторожно. Не бойся, ― ласково провел мужчина ладонью по моей щеке, стирая дорожки слез. ― Все будет хорошо, я не собираюсь причинять тебе боль, пока ты будешь послушной девочкой. Ты ведь будешь послушной, правда? ― резко сжал он мой подбородок. ― Ну же, открой глазки, ― тихий голос с ласковыми нотками замораживал все внутри от дикого ужаса.

Пальцы на подбородке сжимались все сильнее, причиняя боль, оставляя следы. Еще немного, и он сломает мне челюсть.

– Глаза, ― в тихий голос добавились нотки раздражения. Очередная волна страха накрыла с головой. Псих. Больной. На губах довольно симпатичного мужчины с тонкими чертами лица блуждала ласковая улыбка, в то же время он продолжал все сильнее сжимать руку на моем подбородке.

– Вот так. Ты же будешь хорошей девочкой? ― рука, еще секунду назад причиняющая мне боль, снова прошлась по щеке в нежном успокаивающем жесте.. ― Не хочу делать с тобой то же, что и с твоей упертой мамочкой.

То, что стало происходить с моими чувствами после его слов, не поддавалось описанию. Страх сменялся злостью, злость ― безнадежностью, безнадежность ― паникой, и наконец-то наступил долгожданный покой. В тот момент, когда мои чувства отключились, и перед глазами все померкло, я даже вздохнула с облегчением.

Как ни надеялась, как ни молилась, а глубокого обморока так, увы, и не вышло. Все та же апатия, все та же темнота перед глазами. Но почему-то отчетливо чувстовались руки на теле, невесомость, легкая качка. Не особо церемонясь, меня скинули на жесткий холодный пол. И снова боль, дикая, затмевающая разум, простреливающая тело. Казалось, что мои кости кто-то выкручивает с неимоверной силой.

Обжигающее тепло. Нет, холод. Будто обложили льдом. Упругие струи били по измученному телу, впрочем, боль, кажется, начала проходить, или я просто уже привыкла. Возможно ли привыкнуть к боли? Говорят, да, а еще ее можно не замечать. Я так не умею. Перед глазами темнота ― очередной бред, или ощущения меня подводят? Я как можно шире раскрыла глаза. Паника. Темнота никуда не делась. Слезы перемешивались с холодной водой, попадали в горло через раскрытый в беззвучном крике рот.

– Мда-а, мамочка была всяко посильнее дочурки, ― ненавистный голос похитителя заставил захлебнуться рыданиями.

Слезами горю не поможешь, а пустой голове тем более. Наверное, все же стоит заткнуться и вести себя потише. Даже моих мозгов хватило, чтобы понять: злить этого мужчину не стоит. Пришибет и прикопает где-нибудь под елочкой, а если буду тихой и послушной, есть хоть маленький, но шанс на то, что Игорь успеет меня найти.

– Что вам от меня надо? Что мы с мамой вам сделали?

– А я все ждал, когда же, наконец, тебя прорвет. Каждый раз одно и то же. Бесит. Видишь ли, ты оказалась тут лишь только потому, что до твоей драгоценной мамочки в ближайшее время ну никак не добраться. Можно было, конечно, попытаться, но это бы привлекло столько шума, а шум ― это последнее что мне сейчас надо.

Все тело дрожало от холода, зубы отстукивали дробь, но мужчина, казалось. этого не замечал, а быть может, ему было все равно. Были хорошая и плохая новость. К телу потихоньку возвращалась чувствительность, боли больше не было совсем; и плохая, из одежды на мне осталось только нижнее белье. Хорошо хоть трусики и лифчик не сняли.

– Ответишь на несколько вопросов, и можешь быть свободна, ― я, конечно, дура, но все же не настолько наивна, чтобы верить в то, что после ответов меня отпустят на все четыре стороны. ― И, по-хорошему прошу, ответь с первого раза, иначе я тебе не завидую, ― что и требовалось доказать. ― Времени с тобой цацкаться у меня нет, да и желания как такового. Ты и так доставила слишком много проблем и лишних трат. Даже пришлось квартиру купить в вашем доме. Надеялся и не прогадал. И почему вы, бабы, все поголовно дуры? Вас охраняют, а вы сами бежите прямо ко мне в ручки. Жаль только, до своего конвоя ты так и не дошла, да и они тебя, увы, не признали, когда тебя проносили мимо них в кухонном шкафу. Удачно ты, конечно, вышла, сама облегчила нам работу. Твои охранники так ничего и не заподозрили. Переезд ― дело полезное, хоть и хлопотное.

– Я ничего не знаю.

– Все так говорят. А потом боль становится слишком сильной, ― едва слышные шаги, поразительно, когда нет зрения, звуки выходят на первый план. Их так много. Едва различимый шелест одежды, звук шагов, на который я бы никогда не обратила раньше внимания. Еще и чувства, такие знакомые и в то же время пугающие, заставляющие давно забытые воспоминания всплывать в голове. Тогда, лежа на больничной койке, я тоже все остро ощущала: дуновение едва заметного ветерка от любого движения, удавалось даже улавливать настроение и состояние собеседника. Сейчас мне не надо было привыкать ко всему этому, достаточно было только вспомнить, правильно настроиться, знать, на что обращать внимание.

В первый раз я училась долго, долгих четыре месяца. Радоваться или огорчаться приобретенному опыту сейчас просто не было времени. Наверное, все же радоваться, хотя, с другой стороны, не было бы той аварии, не было бы потери зрения, а не потеряй я зрение, и сейчас бы было все в порядке. В порядке. Громко сказано.

Прекратившая хлестать тело холодная вода вернула в реальность. Мужчина стоял слишком близко, нависая, подавляя. По привычке я запрокинула голову, пришлось в очередной раз подавлять панику. Темнота, неопределенность и удушающий страх. На меня словно волнами накатывало его предвкушение. Звук легкой усмешки и пристальный, сверлящий переносицу взгляд.

– Смотрю в твои зеленые, широко распахнутые глазки, и мне даже хочется тебя пожалеть. Такой просящий и невидящий взгляд никого не оставит равнодушным, ― он аккуратно подхватил меня под локоть, заботливо помогая встать на трясущиеся ноги.

В душе затеплилась крохотная надежда. А может быть, действительно пожалеет? Наивно, знаю. Но когда ты слепой, как котенок, да еще и понимаешь, что сейчас тикают последние минуты твоей жизни, хочется надеяться на чудо.

– Ты ведь хочешь, чтобы я тебя пожалел? ― мягкий, участливый голос не предвещал ничего хорошего. Задал вопрос и тут же сам на него ответил: ― Хочешь, но сомневаешься, и это правильно. Как ты, наверное, уже догадалась ― он потянул меня за собой, ― я не один раз видел умоляющие глаза. Кто-то умолял меня отпустить, а кто-то молил избавить от боли. Каким образом, думаю, сама догадаешься. Но если бы во мне была хоть капля жалости, меня бы здесь не было, и я не достиг бы тех высот и положения, которые сейчас занимаю.