— Рустам, зачем тебе адвокат? — прищуривается Арсен.

— Я хочу, чтобы он проконтролировал правильно ли интерпретировано завещание.

— Это только наше семейное дело.

— Я настаиваю.

— Рустик, я не чемпион, — тихо взрывается Тамир. — Но башмак сниму и по чреслам выхватишь, как в детстве!

— Ты со мной, Тамир, так не разговаривай! — надменно. — Я тебе уже не пацан.

— А мне так показалось, что не повзрослел.

— Так выйди со мной на ковер! И посмотрим…

— На что посмотрим-то? — не выдерживает Саркиз. — На твоë умение ломать? Наслышали… Люди узнают, как в глаза им смотреть? Опозорил семью. Спасибо, Бессо, что эта история не достояние общественности! Но скоро будет. Твои многочисленные невесты больше не молчат. У тебя восемь племянниц! А если бы одну из них так?!

Да плевать ему! Он и имён их не помнит.

— И сними его портрет в Спарте с доски почета! — сердито бросает мне Саркиз. — Или ты ждёшь, пока все узнают про наш позор и как котят носом нас в этот портрет натыкают?

— Не я его туда повесил, Саркиз. Отец.

— Отец иногда ошибается, Бессо! Не надо его обожествлять. Он просто хороший человек с большим кредитора доверия ко всем. Который иногда не возвращают! — Вот фото отца и повесь на это место, — негромко добавляет Тимур.

— Короче! — рявкает Рустам.

— Короче! — перебиваю его. — Войдут только сыновья. На ковëр хочешь — со мной пойдёшь. Но не здесь.

— Нет никакого завещания, Рустам, только пожелания больного отца, — успокаивающе поднимает руки Арсен. — Если у тебя есть какое-то завещание — покажешь документ, когда отец покинет нас. Как положено законом. У меня такого документа нет.

— Ах вот как! Решили, как обычно Бессо подыграть?!

— Я всю ночь не спал, с людьми говорил… с друзьями отца… А сегодня со спартанцами общался.

— Они здесь причём?

— Ну ты ещё скажи — в овчарне овец не спрашивают — когда их резать! Так, по твоему?

— Это семейный бизнес! Бизнес, блять! Вам знакомо слово — «бизнес»?

Арсен задумчиво хмурится.

— Обещаю, что всë будет в соответствии с волей отца.

Заходит в палату.

— Ты идешь или нет? — смотрю на Рустама.

Толкая плечом проходит мимо меня. Закрываю дверь перед носом адвоката.

В палате у отца приоткрыты окна, сегодня довольно тёплый, солнечный день.

Но я закрываю. В последние годы он больше любил тепло.

На столе стоит осенний букет из листвы, тихо играет классика. Он любит фортепиано.

Из коридора заношу ещё пару стульев для братьев.

— Отец, — сжимает его безвольную кисть Арсен. — Садится рядом.

Глаза отца открываются. Смотрят в пустоту и вяло закрываются снова.

— Отец велел нам всегда заботиться о младших. Самым младшим детëм его была Спарта. Заботясь о ней он говорил о том, что его акции должны находиться только у тех братьев, которые готовы посвящать себя школе и детям, развивать его начинание…

— Арсен, хорошо подумай! — нервозно дёргается Рустам. — Школа должна принадлежать династии Ахметовых. А кровные только ты и я!

Саркиз и Тамир с удивлением разворачиваются, с возмущением переглядываются.

— То есть, мы тебе не братья? Так получается?

— Родной мне только Арсен.

Арсен фыркает, закатывая глаза.

— Ты ДНК тесты делать научился? Так сделай ещё один… Родных среди нас нет. А тебя взяли шестимесячным. Отец запрещал нам говорить об этом тебе. Но, видимо, время пришло.

Рустам обескураженно застывает.

— Это неправда.

— Пополни коллекцию ДНК тестов, брат. Или я тебе тоже теперь не брат?

— Итак, — достаёт бумагу Арсен. — Когда отец это писал, он перенёс тяжёлые проблемы по здоровью и был под серьёзными препаратами, понижающими давление. В частности, под клофелином. Здесь перепутан даже год… Он был дезориентирован. Отец не простит мне, если я буду придерживаться букве и пренебрегу смыслом. О смыслах я скажу на словах, мы говорили с ним накануне, до инфаркта, когда он был в здравом уме. Он желал, чтобы ты, Рустам, когда закончишь карьеру, начал тренировать детей, проникся ими. Чтобы женился на хорошей девушке. Надеялся, что это смягчит тебя. Бессо… Отец очень переживал, что ты пожертвуешь личным, заботясь о школе и детях. И останешься без женщины и семьи. Возможно, в нетрезвом уме, захотел простимулировать тебя и написал то, что написал.

— Короче, Арсен, — наливается кровью лицо Рустама.

— А короче — так.

Арсен не торопясь рвёт завещание на мелкие бумажки.

— Пусть это будет на моей совести. А совесть Бессо — чиста. Акции делим поровну. Каждый распоряжается своей, долей как сочтёт нужным. Я, Тамир, Тимур и Саркиз свои доли дарим невесте Бессо, как калым. Защитим интересы своих племянников.

Рустам выходит, с грохотом хлопая дверью. Штукатурка осыпается, вздрогнув, отец распахивает глаза.

Сжимаю вторую его руку, наклоняясь над лицом. Мне кажется, его взгляд на мгновение становится осмысленнее.

— Отец, я женюсь.

Мы встречаемся взглядами.

— Её зовут Аиша. Я люблю еë. У нас будет ребёнок…

Слышу, как братья тихо выходят.

— Иван уже совсем взрослый. И скоро женится тоже. А ещё мы с Аишей решили пацана усыновить. Братья на свадьбу все приехали. В общем, всë хорошо.

На секунду его пальцы слабо вздрагивают в ответ. Глаза снова закрываются.

— И со Спартой всë хорошо. Ты больше ни о чем не волнуйся. Теперь я за тебя…

На нашей доске почёта по самбо перестановки.

В центре всë также висит отец, я отказался от чёрной рамки. Хочу, чтобы висел в светлой, как память о нём.

Он умер во сне, спустя пару дней после визита братьев. Для меня этот момент не траурный. Траурными были инфаркт, инсульт и события после. А смерть… Его словно наконец-то отпустили.

Моя фотка рядом с ним справа. Слева — ещё пара элитных выпускников отца, показавших в спорте высокие достижения.

Над нами висит тройка моих архаровцев — Тарханов, Яшин, Шмелёв. Отодвинув стекло добавляю к ним достойных соседей — Артёма, Мая, Ибрагима.

Моя непобедимая рота.

Я ищу, чем занять себя. Волнуюсь… Сегодня у меня важная встреча.

В спортзале хохот. Заглядываю.

Ярославна опять затеяла какой-то кипиш.