— Владимир Иванович! — взмолился Денис. — Случайно вышло. Хотите, если сейчас немцев увидим, я сам возле них несколько раз пройду?

Беляев тяжело вздохнул и покачал головой:

— У вас там все такие?

— Какие?

— Легкомысленные. Не нужно мне ничего доказывать. Смотри, как себя ведут остальные, и сам делай так же. Ты немец, полностью потерявший слух и наполовину — разум. У тебя на лице страх перед надвигающейся грозой и боль от судорог голодного желудка. Вот в кого ты должен превратиться. Чем быстрее ты это поймешь, тем быстрее доберешься до генератора. Теперь послушай, где найти мой тайник, и выходим на улицу. Я посмотрю со стороны, как ты уяснил мой урок. Если посчитаю, что тебя можно оставить, то исчезну.

Теперь один. Денис искоса оглянулся вокруг, но Беляева не увидел. Значит, он все-таки хорошо усвоил урок и сумел изобразить жителя Кенигсберга, измученного страхом и голодом. Ссутулившись, пряча волнение за поднятым воротником плаща, Денис пошел вдоль домов. Он старался не бросать по сторонам нервные взгляды, но получалось это с трудом. Улица вышла на набережную, и теперь шпиль кафедрального собора был виден как на ладони. Он уже постепенно начинал привыкать к тому, что навстречу попадались горожане, и не обращал внимания на их изможденный серый вид. А когда рядом на велосипеде проехал солдат, Денис даже выдавил улыбку.

Набережная неожиданно отвернула в сторону, и показался узкий мост, созданный скорее для конных экипажей, чем для машин. Поперек, от перил до перил, он был перегорожен полосатым шлагбаумом. Рядом с дорогой возвышалось выложенное из мешков с песком укрытие с торчавшим из щели пулеметным стволом. Пятеро солдат в черной форме, с автоматами стояли за шлагбаумом и пристально смотрели на каждого, кто осмеливался хотя бы неосторожно пройти по другой стороне улицы. Позади эсэсовцев за периметром наблюдал не менее бдительный офицер. С другой стороны, на острове, замер гусеничный транспортер с пулеметом на крыше.

«Да… — Денис растерянно почесал затылок и, спрятавшись в доме напротив, смотрел из окна на открывшуюся панораму. — Это вам не кино про немецкого часового, играющего на посту на губной гармошке и упорно не замечающего, как сзади, грохоча сапогами, подбирается взвод диверсантов с ножами в зубах. Прав был Беляев. Если на остров попасть и возможно, то только через реку». Оставшиеся два моста, он теперь был уверен, охраняются не хуже этого. Но солнце стояло еще высоко, и несколько часов на осмотр подходов к острову у него было.

Обдумывая план действий, Денис не удержался от улыбки, вспомнив курсантские годы.

…Обучаясь на выпускном пятом курсе военного института, курсанты, как правило, уже меньше всего думали об учебе. Такой вот был парадокс, свойственный, наверное, всем нашим институтам. Собираясь отправиться в тьму тараканью, в отдаленные, богом забытые гарнизоны, они торопились насладиться радостями большого города, а потому постоянно ощущали большую финансовую недостаточность. И практически все курсанты курса, на котором учился Денис, втайне от командования подрабатывали по ночам. Кто охранниками в барах и ресторанах, кто-то разгружал вагоны, а некоторые даже стояли крупье в казино. И, как следствие трудовой ночи, днем на занятиях они превращались в полуживых сомнамбул, еле переползающих из одной аудитории в другую.

Денису сейчас вспомнился начальник кафедры тактики полковник Чиберков. Морпех, прошедший обе чеченские кампании, орденоносец, большая умница и прекрасно знающий и любящий свой предмет офицер, он самозабвенно выкладывался на лекциях, рассказывая о приемах ведения боя в городе, способах преодоления заградительных рубежей и постановке минных полей. Но и прекрасно понимал, что все его старания сонным без пяти минут лейтенантам до фонаря.

И однажды, глядя на тусклые, проигрывающие в борьбе со сном лица и затянутые пеленой глаза своих курсантов, дабы увидеть в них хоть какие-то микроскопические зачатки разума и интереса к преподаваемой им тактике, Чиберков начал свою лекцию так:

— Товарищи курсанты! Вы наверняка знаете, как непросто затащить трезвую девицу в мокрые после дождя кусты, если к тому же у вас нет ни рубля в кармане? Это практически невозможно, если только вы не Ален Делон или Брэд Питт. — Увидев удивленно захлопавшие и заинтересованные глаза, Чиберков продолжил: — Но, глядя на ваши мятые физиономии, мне хочется скорее прослезиться, чем писать с вас картины. А потому мы сегодня поговорим не о тонкостях женской души и тела, а о способах преодоления мощной обороны противника, не имея на то ни специального вооружения, ни тяжелого танкового кулака, ни поддержки с воздуха или огнем артиллерии.

Интересно, что сейчас предложил бы Чиберков?

Денис посмотрел на по-весеннему полноводное течении реки Прегель. Мутные воды мчались, заворачиваясь у отвесной каменной набережной в бесчисленные водовороты. Обрывки газет, обломанные ветки, доски и прочий мусор, принесенный с материка, ударялся о гранит и мчался дальше, в море. Остров разделял реку надвое, заставляя ее убыстряться в тонких, закованных в камень рукавах. Это и усложняло задачу, но, с другой стороны, и упрощало тем, что в быстром течении труднее увидеть голову пловца.

Решение сформировалось само собой. Ночью надо войти в реку выше по течению и вместе с хламом, плывущим в воде, прибиться к берегу острова. Оставалось лишь наметить, где можно нырнуть в реку так, чтобы не быть замеченным. Денис вышел на улицу и побрел вверх по течению. Все дома подходили вплотную к набережной и давали возможность под покровом темноты выскользнуть из своих стен и незамеченным уйти в воду.

Здесь все было ясно. Теперь, пока оставалось время, можно было заняться и другими делами. Постепенно освоившись, Денис уже уверенно ходил между горожанами, открыв для себя еще одну любопытную истину: чем меньше обращаешь на кого-то внимание, тем меньше обращают внимания на тебя. Сейчас он хотел найти тайник Беляева, для того чтобы уже ночью не тратить время на его поиски, а сразу, вооружившись, плыть к острову. Но и тут проблем не возникло. Владимир Иванович очень точно обрисовал рухнувший дом рядом с памятником Вильгельму Первому у Кенигсбергского замка. И указательный камень лежал на своем месте среди руин, нетронутый, покрытый сигнальной, на случай, если здесь кто-то был, цементной пылью.

Денис взглянул на яркое, повисшее над городом солнце. Время до полуночи еще исчислялось часами, и тогда он решился попробовать сделать то, во что и сам не очень-то верил. Он хотел найти Ирму. Ну или хотя бы попытаться!

Теперь он начал разыскивать большие скопления людей в надежде, что это будет пункт выдачи продуктов. Как сказал Беляев, горожан с этих мест не могли отогнать даже обстрелы. Но пока, если народ где-то и толпился, то это были или точки сбора добровольцев для обороны города, или вокруг себя людей собирал хрипящий репродуктор, захлебывающийся речами кого-то из нацистских лидеров.

Денис обратил внимание на то, что за часы, проведенные в городе, он не слышал голоса войны. Вокруг было тихо. Не рвались снаряды, не ревели самолеты. Притихли спрятавшиеся между домов зенитки. Молчали сирены воздушной тревоги. Люди выходили из подвалов и грелись на солнце, улыбаясь друг другу и временному затишью. Возможно, они даже поверили, что их кошмар каким-то чудесным образом закончился и на улицах вновь воцарился мир. Но Денис знал, что это всего лишь короткое затишье перед бурей, и потому упрямо бродил от улицы к улице, от двора ко двору, поглядывая, не мелькнет ли где знакомое длинное платье и короткая заячья шубка.