И никакого, заметьте, любования исторической миссией династии Ун. Она просто делает то, что надо для народа. Никакой мании величия. Тунгус и так великий, по должности, куда ему еще маньячить.

По-настоящему вождь нас зауважал, когда мы не сбежали от эпидемии. До того момента он еще подумывал о России в категориях стратегических, как о сильном игроке, под которого надо так хитро лечь, чтобы осталось непонятно, кто кого поимел.

А тут он просто убедился, что мы не дерьмо.

Кстати, наших летчиков вождь знает и отличает еще с первой высадки. Чернецкий предлагал его прокатить на конвертоплане, пока полковник не видит, а Тунгус говорит: «Лет тридцать назад я бы с радостью, а теперь не могу себе позволить. У меня народ, за который я отвечаю. Вот ты упадешь – и что тогда?..»

Покойный Леша Сорочкин вспоминал, что сломал половину головы и подвесил транслятор, пытаясь разгадать, в чем подвох и чего он не понял, настолько по-земному прозвучала эта фраза.

Лингвиста Сорочкина великий вождь тоже хорошо знал…

Будь ты, Леша, проклят хотя бы за то, что я до сих пор тебя ненавижу.

* * *

– А-а, это вы, советник… – сказал полковник. – Не заметил.

И даже руку мне пожал, счастье-то какое.

– Вас здесь не стояло, – на всякий случай уточнил он.

– Еще как стояло. Я передал экипажам одобрение и пожелание удачи от великого вождя Унгусмана.

– Вот же хитрый папуас! Нет, он прекрасный дядька, я ничего такого… но сволочь редкая.

– Это мы оставим за скобками, с вашего позволения. Что же касается любезного капитана Петровичева… да и всех присутствующих. Кажется очевидным, что в случае провала нашей затеи…

– Нашей?! – полковник сделал большие глаза.

– Представьте себе, да. В случае провала она будет объявлена безответственной выходкой летного отряда во главе с Петровичевым. Ну, где начинается авиация, там кончается дисциплина… в таком духе. В случае же успеха у нас должен быть план операции, дерзкий и решительный, оформленный штабом во всех подробностях, доведенный своевременно… и так далее. И мое скромное «Ознакомлен» на этом плане тоже будет.

– Ишь ты. Подпись вождя, надеюсь, не требуется? – съехидничал полковник.

– Вождь пока не гражданин России, следовательно, не может иметь соответствующий допуск, – сообщил я самым официальным тоном, на какой был способен.

– Ваш-то какой такой интерес лезть в наши игры… гражданин Русаков?

Я чувствовал, как летчики буравят мою спину недобрыми глазами. Чернецкий вроде бы хорошо относился ко мне, но тут явно призадумался, не напрасно ли.

– Медальку захотелось в случае успеха? – Полковник невесело хохотнул. – А если я вас за собой потяну, когда меня такого-растакого военная прокуратура возьмет за хобот? Нет, правда, я не понимаю. Объяснитесь, будьте добры, пока мы такие сами чего лишнего не придумали.

– Мне сейчас по дальней связи поступила инструкция, которая частично предназначена вам, – произнес я со всей возможной мягкостью. – Могу передать на словах, но будет лучше, если вы ознакомитесь с частью, вас касающейся, на посту ДС. Как я понимаю, МВО не хочет оставлять следов и поэтому действует через мое ведомство.

Полковник выразительно глянул на летчиков. Акопов кивнул и ушел, Чернецкий залез в конвертоплан и захлопнул дверцу.

– Ну, что там? Решились наконец, такие-сякие? Приказано драпать? А вы, значит, против? – спросил полковник недоверчиво.

– Приказано выжить. Каким образом, я вам доложил – реализуем план Чернецкого, на наш страх и риск. Мне передали код от люка спускаемого аппарата, и я могу поступить с ним на свое усмотрение, не поставив вас в известность. Сообщить его летчикам, например.

Полковник обдумывал эту новость целую секунду, прежде чем прийти к очевидному выводу.

– Настуча-ал, – протянул он. – Настучал один такой. Я так и знал.

– Смею вас заверить, до сегодняшнего дня у меня не было повода делать это. Мои донесения никогда в общем и целом не расходились с вашими. Но если Чернецкий нашел выход из положения, отчего бы не сообщить?..

Полковник размышлял еще секунды три.

– А для меня что передали?

– Загадочную кодовую фразу: «Дима, мальчик, если хочешь, чтобы было как надо, делай сам!»

Газин хмыкнул. И молчал целых пять секунд.

– А вот если бы я такой не… Тогда бы вы что?.. – не очень внятно, но понятно спросил он.

– Ну… вот это самое. На свой страх и риск. Мне пришлось бы побегать по базе, стараясь не попасться вам на глаза. Состав группы и необходимое обеспечение я представляю так же, как и вы. Значит, летчики, спецназ, Петровичев. Труднее всего с капитаном, он меня недолюбливает, но ради общего дела мог бы и смилостивиться… В конце концов, я натравил бы на него вождя или Унгали. Они умеют убеждать. Особенно девочка.

– У Петровичева был роман с одной местной, – вдруг пошел на откровенность полковник. – Она умерла. А вы дружили с Сорочкиным, вот он и…

Я позволил себе тихо зарычать.

– Я не дружил с Сорочкиным! А у Гали был любимый брат, Унгелен. Мы вместе его выхаживали, потом я сидел рядом, когда девочка его оплакивала. Дальше – рассказывать?..

– Эх, Гена… Золотой был парень… – полковник вздохнул.

– Знаете, вы уже определитесь наконец! Или я дружил с Сорочкиным, или я ему гвоздь в голову забил!

– Ну… Вот такие вы друзья!

Я чуть не ответил от всей души про то, какие у полковника друзья и где ему найти их, но подумал, что сейчас не время командиру уходить так далеко и глубоко.

– Ладно, к черту лирику такую-сякую. А в случае провала? Как думали выкручиваться?

– А вам не все равно?

– Ничего себе! Вы вообще-то диверсию такую планировали у меня под носом, советник! Заговор и бунт!

– Я буду все отрицать. Между прочим, оцените, как быстро Москва ответила.

– Это как раз элементарно, – заявил полковник сварливо. – Вы забыли, что там сегодня выходной. Какие теги на вашей стучалке?

Ишь ты, теги ему назови. Перебьешься. У нас все равно номенклатура не совпадает. И вообще, я же не спрашиваю, что значит это ваше «Дима, мальчик».

– Я не прошу конкретики, – полковник ухмыльнулся, поняв мое молчание. – Срочность какая? Типа «мало не покажется»?

– Типа «жду немедленной реакции, иначе пожалеем».

– Ну и слава богу. Значит, донесение нельзя было отложить до понедельника. Поэтому оперативный дежурный МИДа взял да и пульнул его в МВО, от греха подальше, а наш оперативный – прямо в кризисный штаб. По случаю воскресенья штабом рулит такой дедушка-адмирал, старый, как яйцо динозавра, зато не менее крутой. Опытный и хитрый. Смысл информации он усвоил за минуту, еще минуту пил свой любимый чай с лимоном, еще через минуту у него было для нас решение. Основное время он потратил на то, чтобы отыскать вашего шефа и с ним договориться. Начальник у вас, похоже, такой правильный мужик. Это радует. А вот стучать на моих людей, не предупредив сначала меня, – это не по-нашему. Не по-товарищески… гражданин Русаков.