- Но, Игорь, а как же работа? У меня дела не закрыты, а Новый год уже на носу. Смотри, я после пяти оставаться не буду! У меня завтра утренник у детей! Мне еще костюмы приготовить надо и вообще… Слушай, а других попросить нельзя? – с надеждой вытянула шею, оглядывая зал офиса.

Буряк поджал рот, тоже оглядел офис и виновато почесал лоб.

- Нельзя. У меня перелом, Манана с Валентиной по этому заказу не справятся, а у Шляпкина горит отчет по вашему «СНиПТехПромГазу». Технический с Гипом его уже к вечеру требуют на стол. Остаешься только ты. Нет, ну, если ты не можешь, тогда, конечно, придется мне ковылять, а на улице гололед. Даже не и не знаю, справлюсь ли…

И лицо такое печальное, как у обиженного енота – встрепанного и несчастного, оказавшегося на тонком мостике посреди реки.

- Ладно, Буряк, - я встала, сдернула со стола папки и схватила сумку. – Скажи куда хоть ехать. Только смотри, если за два часа не успею – прикрой! И никаких сверхурочных часов сегодня! Ни за что не останусь, так и знай!

- Ой, спасибо, Маша! Никаких, обещаю!

Адрес, по которому я должна была встретиться с представителем, был мне не знаком. Новостройка находилась в новом районе города, рядом с центром, и добираться до нее пришлось общественным транспортом, ориентируясь по гугл-приложению. Пока ехала на встречу, все думала: с кем же из группы Эльвиры придется встретиться? Уж не с самой ли хозяйкой?

Видеть Ольховскую очень не хотелось, да и ее партнера-сожителя, любителя культурного отдыха и молодых девушек, тоже, но выбора у меня не было, и я дала себя слово держаться достойно. Вот встречусь, все подпишу, отвечу на вопросы и уйду. Только меня и видели! Оказавшись в дорогой новостройке, назвала консьержу номер квартиры, поднялась на семнадцатый этаж и, выйдя из лифта, не удержалась, сунула нос в окно межквартирного коридора. Застыла в восхищении: Ого! Ничего себе! Ну и высота! Красота-то какая! Шпили церквушек, как игрушечные. И мост виден через реку. И городской парк. И Колесо обозрения. А вечером, когда темно, город, наверное, вообще весь светится, как праздничный. Повезло же кому-то здесь жить! Все рядышком, под боком, а детская площадка возле дома – вообще загляденье! В нашем стареньком дворе таких качелей никогда не будет. И что же этот представитель тут забыл, интересно?

Но хватит. Пора дело делать, а не в окна смотреть. Выдохнув для смелости, сделала лицо посерьезнее, и подошла к двери нужной квартиры, предварительно вынув из сумки папки (а вдруг, повезет и даже раздеваться не придется?). Поправив на голове шапку, нажала на кнопку звонка, приготовившись ждать… но дверь тут же распахнулась. И не успела я бодро сказать: «Здра…», как застыла с приоткрытым от удивлением ртом, неожиданно увидев перед собой Димку.

Тьфу ты! То есть, Дмитрия Александровича собственной персоной – все же рабочее время сейчас, как-никак. Гордеев стоял передо мной в футболке, в джинсах, и босиком. С влажными после душа волосами и… радостным оскалом на лице. Прямо-таки разбойничьим, если брать во внимание блеск в черных глазах.

- …ствуй, - я сделала шажок в сторону и огляделась. – А ты… - но не успела задать ни вопрос, ни даже сказать словечко, как Гордеев, словно удав кролика, втянул меня загребущими ручищами внутрь квартиры, стянул шапку, крепко обнял и поцеловал. Так крепко, что глаза закрылись, а ноги подкосились.

- Машка! Как я скучал! Машка!

- Ди…Дима? – я попыталась отдышаться, чувствуя, как мои губы снова захватывают в плен. – Сумасшедший, подожди! А где представители Ольховской? Как же встреча? Меня ведь Игорь прислал, и я привезла документы…

Димка тут же отобрал из моих рук сумку и папки, и сунул в сторону. Сняв с шеи шарф, потянулся к молнии пуховика.

- К черту все документы! К черту встречу! Я полчаса назад прилетел, думал, не выдержу до вечера. А на работе мне тебя не обнять так, как хочу. Машка…

- Но Буряк…

Пуховик исчез вслед за сумкой, Гордеев сел на корточки и расстегнул сапоги. Снял их с меня, поднялся и снова прижал к себе, уткнувшись носом в макушку.

- Это я попросил Игоря прислать сюда Малинкину. Ее и только ее! Сказал, как хочешь, но уговори. – Он засмеялся. - Иначе уволю!

Я ахнула.

- Но он же подумает…

- Да плевать мне, что он подумает! Что все подумают! Машка, Маша, я больше не могу! Хочу тебя чувствовать рядом, я и так долго ждал. Ты даже не представляешь сколько…

Рука под затылком лежала крепко, губы сладко целовали, а пальцы гладили волосы. Верхняя одежда больше не сковывала движений, и я сама обняла Гордеева в ответ. Приникла всем телом, отзываясь на ласку.

- Дима, подожди! – опомнилась, когда он поднял меня на руки, унося вглубь незнакомой квартиры. - А где мы? Мы здесь…

- Одни, - губы нашли мою шею и поднялись к подбородку. - Мы здесь одни, Малина. Это мой дом, и пока я не докажу тебе, как сильно скучал, не отпущу…

Кровать в его спальне оказалась широкой и мягкой. Я упала на нее, чувствуя, что платье ползет от бедер к талии, а руки Гордеева пробираются к груди. Так уверенно, словно мое тело всецело принадлежит ему. У Димки легко получилось меня раздеть, но он на миг застыл, снимая с меня белье. Прикипел к животу и бедрам темным взглядом, став снова серьезным. Стянув футболку через голову, склонился ко мне, и я задержала руки на широких плечах, гладя их – сильные и крепкие ласковыми ладонями. Подняла ладони на шею, зарываясь пальцами в волосы, и заглянула в глаза – на удивление ясные, не смотря на охватившее нас желание.

Слова вырвались сами, вплелись в поцелуй горьким вкусом, отозвавшись эхом из самого сердца:

- Я тоже тебя ждала, Дима. Долго! Где же ты все это время был…

Первый раз с нами происходило подобное. Первый раз мы занимались любовью под ярким светом дня, забыв об этом дне и о целом мире. Наслаждались друг другом, растягивая удовольствие, проникая глубже и отзываясь на все прикосновения. Он скучал. Я чувствовала это по тому, как жадно его руки гладили мое тело, и как нежно целовали губы. Как он не отпускал, когда мы, успокаиваясь, лежали рядом.

- Отпусти меня в душ, Гордеев.

- Я покажу сам…

- Дима, мне надо вернуться на работу.

- Нет.

- Димка, сумасшедший, отпусти! - я засмеялась, когда он поймал меня в комнате и прижал к себе спиной. Мы стояли обнаженные, и дыхание Гордеева приятно грело затылок. – Я не сбегу.

- Нет, Малина, не сбежишь. Больше я тебя не отпущу.

Это странно прозвучало, и я повернулась к Гордееву. Удивленно выдохнула, но он уже шутливо опрокинул меня на постель. Опустился рядом на колени, погладил ладонью мою ногу и поставил стопу на свое плечо. Не отрывая от меня глаз, прижался к ней губами. Сегодня это прикосновение оказалось для меня самым интимным, мы были достаточно открыты, но я все равно покраснела. Вот честно, не краснела так, когда он целовал мою грудь, а тут как под воду ушла от смущения.