Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подложное письмо? – заговорил в Марке сотрудник милиции. – Понятно. Но зачем оно ему потребовалось? Ведь не сносить бы этому «бродяге волынскому» головы, если бы Иван Грозный не поверил ему.
– Высказывалось предположение, что Петр таким образом решил отомстить новгородцам, которые «за худые дела» наказали его и с позором выгнали из Новогорода.
Марк скривил губы:
– Ничего не скажешь – коварный ход. Конечно, сейчас бы этот номер не прошел – графологический анализ сразу бы определил автора письма. Но для того времени трюк с подложным письмом хорошо продуман, не придерешься.
– Так-то оно так, но сам ли Петр написал его – вот вопрос, – поднял Пташников указательный палец.
– Вы хотите сказать, Петр был подставным лицом? – уточнил Марк.
– Вот именно.
– Кто же тогда был автором письма?
– А как вы считаете?
Марк беспомощно развел руками:
– Тут слишком мало данных, чтобы построить более-менее убедительную версию.
– Не разработал ли всю эту хитроумную операцию сам Грозный, и раньше не доверявший Новгороду?
– Возможно, – подумав, согласился Марк с краеведом. – Какой-то бродяга – и вдруг пишет письмо за новгородского архиепископа. Тут нужна не только ловкость, но и высокая образованность. А откуда она у бродяги?
– Вот-вот, – подхватил Пташников. – Очевидно, к подложному письму Петр имел только косвенное отношение. И правда, зачем было прятать письмо такого содержания за икону в главном храме Новгорода, когда его надо было как можно быстрее отправить по назначению? Почему Петр, зная о письме за иконой Богоматери, сразу не принес его царю?
Тут я возразил краеведу:
– Одно дело – Петр вручил письмо царю сам, и другое – если письмо увидел за иконой доверенный человек царя. Так выглядело убедительней.
Марк согласился со мной:
– Свидетелям-очевидцам всегда было больше веры, чем «послухам», узнавшим о событии от других лиц, по слухам.
– И все равно я считаю, дело обстояло не так, как его описывал Карамзин. Причины Новгородского погрома более серьезны, уважаемый историк просто пересказал легенду, которую, возможно, придумал сам Иван Грозный.
– Что же произошло дальше? – поторопил я краеведа.
– Восьмого января 1570 года опричное войско вступило в Новгород. Ивана Грозного со всеми полагающимися почестями встретил архиепископ Пимен, хотел благословить, но царь оборвал его и, если верить Карамзину, заявил: «Злочестивец! В руке твоей не крест животворящий, но оружие убийственное, которое ты хочешь вонзить нам в сердце. Знаю умысел твой и всех гнусных новгородцев, знаю, что вы готовы предаться Сигизмунду Августу. Отселе ты уже не пастырь, а враг церкви и святой Софии, хищный волк, губитель, ненавистник венца Мономахова…»
Вряд ли Иван Грозный сказал в Новгороде именно эти слова, но Пташников произнес их так горячо и убедительно, что я, представив себя на месте архиепископа Пимена, мысленно содрогнулся.
– И начался погром, продолжавшийся полтора месяца и стоивший новгородцам десятков тысяч убитых и замученных. Опричники ограбили Софийскую церковь – взяли ризную казну, сосуды, иконы, колокола. Царь сам объезжал окрестные монастыри и церкви, забирая в них все ценное. Потом опричное войско подошло к Пскову, но правивший здесь воевода Юрий Токмаков, устроив царю торжественную встречу, отвел от своего города участь несчастного Новгорода. Как писал Карамзин, царь в Пскове «взял только казны монастырские и некоторые иконы, сосуды, книги».
– Кинги? – словно ослышавшись, переспросил Марк.
– Иван Грозный был заядлым книжником, ничего странного тут нет. Это только некоторые историки рисуют его серым, непросвещенным деспотом, в придачу – душевнобольным, – сердито сказал Пташников.
Не трудно было догадаться, что он имеет в виду Окладина. Но я подумал сейчас о другом – и впрямь, не был ли вызван такой жестокий разгром Новгорода тем, что именно здесь скрывался от Грозного сын Соломонии Сабуровой? Или это опять-таки только легенда?
Ровно в девять часов утра мы были в кабинете директора Борисоглебского музея. Почему-то не Марк, а Пташников начал объяснять причину нашего приезда. Директор внимательно выслушал его и признался:
– Царские врата… Иван Грозный… Какой-то план… Ничего не понял. Объясните толком, что требуется от меня?
В разговор пришлось вступить Марку. Он подробно изложил суть дела, показал удостоверение сотрудника МВД.
– Вот теперь все встало на свои места, – успокоился директор. – У нас действительно есть Царские врата новгородской работы, поступившие к нам из Спасо-Ярославского монастыря…
С этими словами директор набрал номер телефона.
– Нина Алексеевна, зайдите, пожалуйста, ко мне. Тут дело такое… необычное.
Минут через пять в кабинет вошла низенькая девушка в очках, в черном, тщательно отутюженном халате. Директор музея церемонно представил ее нам:
– Знакомьтесь – Нина Алексеевна, старший научный сотрудник, наш хранитель фондов.
Девушка смущенно кивнула, видимо, еще не привыкнув к своему солидному титулу.
Узнав, что нас интересует, она проговорила чуть слышно, как бы через силу:
– Я видела этот план…
Словно по команде, мы с Пташниковым вскочили на ноги, готовые в то же мгновение бежать к Царским вратам. Ключ к разгадке тайны опричника был в руках этой застенчивой девушки.
Заразившись нашим нетерпением, директор музея вышел из-за стола, энергично сказал:
– Я тоже хочу посмотреть этот план. Пойдемте.
– Поздно.
– Что поздно? – оторопело посмотрел директор на девушку.
Она бессильно опустилась на стул.
– Плана больше не существует.
– Как это?! – растерялся директор. – Куда же он делся?
Девушка заговорила взволнованно, сцепив пальцы рук:
– Эти Царские врата были в Москве на реставрации. Иконы евангелистов в них древние, но записаны поновлениями девятнадцатого века. Реставраторы сделали дополнительные крепления, однако после этого иконы стали выступать из окладов Царских врат. Мне позвонили из Москвы и спросили, нельзя ли чуть стесать Царские врата в тех местах, где крепились иконы евангелистов. И я согласилась на это. Под иконой Иоанна действительно было какое-то неясное изображение. Но тогда мне показалось, важности оно не представляет – небрежно, наспех вырезанные линии и значки…
Пташников вполголоса чертыхнулся. Я сам был в отчаянии – столько сил потратили на поиски плана, и все впустую. Теперь сокровища опричника были окончательно потеряны для нас, тайна Ганса Кэра осталась нераскрытой.
Марк попросил показать Царские врата. Впятером мы спустились в отдел хранения, девушка подвела нас к Царским вратам, сняла икону евангелиста Иоанна.