Выглянув раз-другой из палатки и убедившись, что никто не подслушивает, Атан откровенно и прямо рассказал мне все, что знал. Я услышал, что он чистокровный «длинноухий», их четверо братьев: старший, глава рода — бургомистр Педро Атан, далее Хуан Атан, Эстеван Атан и, наконец, Атан Атан, которого в честь одного из предков нарекли еще Харе Каи Хива. Каждый из братьев получил по пещере от богатого отца. Атану как младшему досталась самая маленькая, в ней всего шестьдесят скульптур. Он ничего не знает про тайники старших братьев, а они распоряжаются его пещерой наравне с ним. Отцу эта пещера досталась от Мариа Мата Поепое, который унаследовал ее от Атамо Уху, а тот от Харе Каи Хива, автора всех скульптур.

Я знал имя Харе Каи Хива — он значился в родословной бургомистра и происходил по прямой линии от Оророины, единственного длинноухого, уцелевшего после битвы на Пойке.

На мой вопрос о кошачьей голове Атан как-то неуверенно ответил, что это изображение морского льва — они изредка встречаются у берегов острова. Но ведь у морских львов нет ушей, возразил я. Верно, сказал Атан, по, может быть, во времена Харэ Каи Хива были другие морские львы?

Атана сильно тревожила опасность того, что его пещеру смогут в будущем найти «машиной»; об этом ему рассказал Лазарь. Если бы братья позволили, он предпочел бы вовсе избавиться от своего клада. Как добрый христианин он считал, что лучше всего возложить ответственность на надежно охраняемый музей. Прямой и простодушный Атан Атан легко поддавался воздействию. К тому же последние события так его поразили, что он и не нуждался в особенной обработке. И через три дня Атан пригласил меня в свою скромную хибарку на краю деревни, где шепотом рассказал мне, что его старая тетка Таху-таху и два старших брата, Педро и Хуан, уже разрешили ему передать пещеру мне. Осталось только получить согласие Эстевана Атана, и тут нужна моя помощь. Пока я дожидался при свете стеариновой свечи, Атан потихоньку сходил за братом в соседний дом. Когда вошел третий брат, я сразу убедился, что еще ни разу не встречал его. Изо всей четверки он один не работал у меня. Атан доверительно рассказал мне, что Эстеван возглавляет команду, которая построила лодку, и только ждет случая бежать на Таити, когда уйдет наш корабль и некому будет их перехватить. Эстеван смешался, но не стал запираться. Он еще ни разу не выходил в море, но старики научили его разбираться в звездах, и он отлично сумеет найти путь в океане.

Так вот он — известный всей деревне кандидат в шкиперы, очередной таитянский беглец! Лет тридцати, красивый, статный, тонкие, решительные губы, открытый взгляд. Как и остальные братья, Эстеван сильно отличался от обычного пасхальского типа, в Европе с первого взгляда никто не узнал бы в нем чужеземца. А между тем он был настоящий «длинноухий», прямой потомок Оророины.

«Деревенский шкипер» Эстеван Атан был человек любознательный, он долго расспрашивал меня про плавание плота «Кон-Тики» и про дальние страны. Уже поздно ночью младшему Атану удалось перевести разговор на предков и на родовые пещеры. Эстеван охотно поддержал эту тему, и постепенно выяснилось, что у него в пещере хранится около ста скульптур, когда-то был даже небольшой кофейного цвета кувшин из ипу маенго, но он разбился. А всего дороже «книга», страницы которой исписаны ронго-ронго. Кроме него, никто из пасхальцев не видел этой «книги». Далее я услышал, что главный начальник над пещерами рода их старая тетка Таху-таху; она умеет колдовать и якшается с дьяволом. У нее есть очень важная пещера, которая со временем перейдет к их двоюродному брату. Старая Таху-таху хорошо относилась ко мне, я ей дал черный материал на платье и другие подарки, когда она приходила в Анакену и плясала для «длинноухих».

После этого мне довелось пережить несколько волнующих дней. Сначала в лагерь дошла весть о том, что младший Атан попал в больницу — заражение крови. Но тут же от Лазаря поступило новое сообщение: врач вскрыл нарыв на пальце у Атана, удача не изменила моему другу, все хорошо. И наконец, мне намеками дали знать, что Атан ждет меня в своей хижине.

Поздно вечером, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я подъехал к церкви и зашел к патеру Себастиану. Услышав, о чем идет речь, он сразу загорелся. Ему страшно хотелось увидеть хоть один из этих подземных тайников, о которых ходило столько слухов, но которые он считал бесповоротно утраченными. Вместе с тем он понимал, что ему-то все равно не на что рассчитывать. И патер Себастиан взял с меня обещание, что я с ним поделюсь, как только что-нибудь увижу. Пусть это будет даже среди ночи, я должен его разбудить, если окажусь где-нибудь поблизости.

От дома патера до Атана я добирался в полной темноте закоулками вдоль каменной ограды. Отыскав на ощупь калитку, вошел и постучал в низенькую дверь лачуги. Атан с перевязанной бинтом рукой отворил мне и тут же закрыл дверь поплотнее. Мы сели друг против друга за столик, на котором горела свеча. Под скатертью что-то лежало, Атан отдернул ее, и я увидел осклабившуюся мертвую голову. Она была из камня, до жути правдоподобная: оскал зубов, торчащие скулы, пустые темные глазницы, дыры ноздрей… На черепе — две непонятные ямки шириной с ноготь большого пальца.

— Принимай, — сказал Атан, указывая пальцем на мертвую голову. — Вот ключ от пещеры, теперь она твоя.

От неожиданности я не мог сообразить, как себя повести. Впрочем, Атан волновался не меньше моего и сам пришел мне на помощь, прежде чем я успел сказать что-нибудь невпопад. Показывая на ямочки на черепе, он объяснил, что в них лежал порошок из костей аку-аку, смертоносный для всякого, кто посмел бы притронуться к «ключу». Но бабка Таху-таху сходила в пещеру и убрала костяную муку, всю до последней крупинки, так что мне ничто не грозит. Дальше Атан сказал, что мертвую голову — он все время называл ее «ключом» — я должен пока хранить у себя под кроватью, а через два дня мы пойдем в пещеру, и тогда надо будет захватить «ключ» с собой.

Мне навсегда врезалось в память лицо Атана в неверном пламени свечи и рядом серая каменная голова… С легкой жутью смотрел я, как тень моей руки дотянулась до осклабившегося «ключа», который отныне перешел в мое владение. Слабый звук наших голосов и свет свечи, казалось, терялись, не дойдя до стен лачуги. Но снаружи время от времени доносился цокот копыт.

Вверх и вниз по склону проезжал то один, то другой… Ночью в деревне шла какая-то своя таинственная жизнь.

Атан попросил меня устроить ему в день перед посещением тайника курандо — угощение «на счастье». В свою очередь я спросил, можно ли мне будет взять с собой друга в пещеру. Он было заколебался, но потом рассудил, что пещера теперь моя и я все равно оттуда все вынесу, так, наверно, ничего страшного в этом не будет. Когда же я объяснил, что подразумевал Эда, Атан совсем успокоился, потому что слышал о нем только хорошее от своего брата Хуана, который работал у Эда на раскопках в Оронго. Правда, число «три» неудачное, тогда уж надо захватить еще кого-нибудь, и он предложил другого из своих братьев — Эстевана, «деревенского шкипера». Мне удалось настоять на том, чтобы с нами пошел также фотограф. В ответ Атан сказал, что возьмет еще кого-то из своих, чтобы нас было шестеро. Дескать, два, четыре, шесть — счастливые числа. Но дольше никого не надо брать, не то мы, сами того не желая, можем разгневать аку-аку, охраняющих пещеру.