Но по мере того, как проведение стресс-тестов становится обязательным требованием для множества разных ситуаций, их полезность оказывается все менее очевидной. У диабетиков велик риск развития атеросклероза, и проводить стресс-тесты диабетикам старше 40 лет стало нормой. Однако рандомизированные контролируемые исследования показали, что эта стратегия не приносит пользы и может лишь подвергнуть пациентов ненужным процедурам[283]. Другой случай, когда людей массово заставляют проходить стресс-тест, – подготовка к хирургической операции. Хирурги и анестезиологи всегда заинтересованы в том, чтобы знать наверняка, насколько высок у их пациентов риск инфаркта во время операции или после. По этой причине стресс-тестирование пациентов стало обязательным требованием перед любым хирургическим вмешательством. Но одно исследование за другим показывают, что стресс-тестирование перед операцией никак не влияет на ее исход и не снижает риск инфаркта миокарда у пациента[284]. Вместо этого оно лишь задерживает саму операцию и вынуждает к проведению других ненужных обследований и процедур. И хотя почти все медицинские организации теперь рекомендуют не проводить стресс-тесты без особой необходимости, что немного умерило всеобщий пыл в последние годы, их все равно используют слишком часто во множестве ситуаций, где толку от них никакого нет.

Проблема со стресс-тестом, как и со многими другими диагностическими тестами, в том, что, хотя он замечательно помогает выявлять пациентов с повышенным риском инфаркта, этот тест не доказывает, что, воспользовавшись его результатами, мы можем как-то повлиять на ситуацию.

И хотя медикаментозное лечение продолжает играть в кардиологии немаловажную роль, самый культовый метод лечения в кардиологии, технический прорыв, который размыл границу между хирургией и терапией, – это коронарные стенты: крошечные металлические конструкции, которые вставляются в коронарную артерию, чтобы расширить ее просвет, и помогают множеству пациентов избежать участи, грозившей им до появления этого метода, – неминуемой гибели или инвалидности. Несмотря на то, что стенты считаются одним из величайших изобретений XX в., сейчас они впали в немилость. Какая же судьба уготована им в нашем дивном новом мире?

Как ни посмотри, вся работа врача так или иначе связана с историями. Будь то история болезни пациента, с которой приходится знакомиться, или истории из опыта коллег, которые мы пересказываем друг другу после работы, – вся наша профессия сопряжена с необходимостью создавать яркие, живые картины происходящего. И если многим рассказчикам в поисках своих историй приходится пускаться в опасные путешествия – Хемингуэй, например, мерился силами с быками и сражался в Первой мировой войне, – то врачам и медсестрам достаточно просто прийти на работу. И ранним утром, когда мы будим пациентов от их медикаментозного сна, и днем, когда мы ненароком слышим плач родственников в коридорах, и под вечер, когда мы редактируем записи в электронных историях болезни, истории наших пациентов вторгаются в нашу жизнь, хотим мы того или нет.

Начиная с первых дней в медицинском вузе врачи непрерывно учатся множеству самых разных вещей. Но вот чему нас редко учат, так это умению подбирать слова. Большинство разговоров между пациентами и врачами или медсестрами сплошь истории и метафоры. И очень важно уметь правильно выражать свои мысли, потому что метафоры, которые мы используем, могут оказать огромное воздействие на пациентов и их близких. В своей классической работе «Метафоры, которыми мы живем» Джордж Лакофф и Марк Джонсон написали: «Наше мышление и поступки глубоко метафоричны по своей природе»[285].

Пожалуй, никакой момент в медицинской практике не сопровождается таким числом сомнительных метафор, как момент угасания жизни пациента. Выражение «выдернуть вилку из розетки» так прочно обосновалось в американском медицинском лексиконе, что само по себе сформировало у целых поколений людей представление о том, как происходит отключение от системы жизнеобеспечения. Эта формулировка не только лишает пациента, в отношении которого она употребляется, человеческого достоинства, но и искажает суть самого процесса: кажется, что отключение критически больного человека от системы жизнеобеспечения ничем не отличается от эвтаназии, и это возлагает на тех, кто берет на себя такую ответственность, груз несправедливой вины. Вместе с тем в ходе трудных и продолжительных разговоров врачи и медсестры нередко используют для смерти различные эвфемизмы. Сердечно-легочную реанимацию и ИВЛ называют героическими мерами, а слова «смерть» и «умирание» в разговорах с пациентами и их родными часто заменяют какими-то уклончивыми альтернативами.

Никакая другая часть человеческого тела не предоставляет такой простор для метафор, как сердце. Практически всегда, когда врачам нужно объяснить пациентам патологию сердца – особенно если дело касается атеросклероза, – они прибегают к предельно эффективным аналогиям с работой сантехника. Сердце представляют в виде насоса, а выходящие из него артерии – в виде труб. Когда в какой-то из них появляется атеросклеротическая бляшка, труба засоряется. И что же делать? В бытовой жизни вы бы вызвали сантехника, а в моем мире, где ставки на порядок выше, вы вызываете кардиолога, который установит вам одно из гениальнейших изобретений прошлого века – коронарный стент.

Стенты во всем мире считаются одним из важнейших технологических достижений последних десятилетий. Это самый эффективный из существующих методов лечения пациентов с инфарктом миокарда – технология, спасшая миллионы жизней. Но метафорическое представление о стенте еще мощнее. Коронарный стент – такая сильная метафора, что стоит один раз ее себе представить, как забыть будет уже почти невозможно.

Когда у пациентов образуются атеросклеротические бляшки в коронарных артериях, питающих сердце, они перекрывают в этих тончайших сосудах ток крови и порой вызывают такие тяжелые последствия, как инфаркт. Стент – это крошечная конструкция из металлической проволоки, которую можно минимально инвазивным способом вставить непосредственно в артерию, в место сужения или окклюзии, которое предварительно расширяют, раздувая крошечный баллон, раскрыв таким образом просвет артерии. Почти половина кардиологов сравнивают эту процедуру с работой сантехника: когда труба забивается, ее расширяют при помощи металлического троса, к концу которого прикреплен железный конус, который можно уподобить стенту[286]. А чтобы сгустить краски, кровеносные сосуды часто называют виновниками вдовства[287].