Операция «Голгофа»

До Андропова считалось, что руководитель службы госбезопасности не имеет шансов стать в ряд политических руководителей страны, тем более стать первым среди них. Однако Андропов стал. И все же в Политбюро он оставался «чужим среди своих». Правда, скорее, не по причине своего поста Председателя КГБ, а из-за болезни почек, которая заставляла его вести жизнь аскета, придерживаться строгой диеты, а потому он оказывался «белой вороной» в среде высших руководителей партии и страны, любивших охоту, застолья и прочие радости жизни. Но, главное, если Брежнев и другие члены высшего руководства ощущали себя частицами единого коллектива, то Андропов в душе, видимо, презирал своих, по его мнению, недалеких коллег по Политбюро и ставил себя выше их в интеллектуальном и культурном отношении (во всяком случае, если судить по воспоминаниям его почитателей). Конечно, он старался никак этого не показывать, тем не менее, ни с кем из них у него не сложилось доверительных товарищеских отношений. Зато у него был имидж честного, умелого и преданного общему делу работника. Такой имидж не в малой степени помог ему занять опустевшее место Брежнева.

Ну, а что дальше? Чем он на практике оправдал и подтвердил свой имидж? Ради чего стремился к власти? Вспомним слова Бурлацкого о реформаторских замыслах и планах, которые Андропов будто бы начал воплощать в краткий период руководства страной после Брежнева, о людях, способных формулировать новые идеи для успешного преобразования страны, о реформах не элитных, но народных.

На самом деле никаких реформ проведено не было. То ли не успел «великий чекист», то ли в чем-то засомневался. Правда, известно, будто, придя к власти, Андропов на заседании Политбюро говорил о том, что «складывается невыгодная, неэффективная для нас структура внешней торговли, экономических связей в целом. Импорт растет, причем много берем «барахла», а не технологию. Западные страны стремятся взять и берут у нас сырье. Остальная продукция неконкурентоспособна». Однако ничего конкретного для исправления положения новый генсек не предложил, поэтому выводы получились довольно неопределенные: «Госплану, министерствам следует подумать, как расширить экспорт машин, конечных продуктов переработки нефти, что для этого нужно сделать. Одновременно надо скорректировать структуру импорта. С умом тратить деньги. К этой работе подключить обкомы партии…». (Цитата из книги В. И. Воротникова «Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС».)

Была еще попытка наведения порядка, которая, как помним, вылилась в облавы на прогульщиков. Правда, как пишут некоторые исследователи того периода, также намечал Андропов программу своего рода «хождения в народ» (ею, похоже, воспользовался его ставленник Горбачев), из которой, однако, ему удалось осуществить только первый пункт – посещение Московского станкостроительного завода имени Орджоникидзе, где он говорил о необходимости «восстановить порядок» и о том, что приструнить придется не только «низы», но и «верхи». Последнее рабочим, конечно, понравилось.

Больше Андропову появляться перед народом не пришлось. Большую часть своего времени на главном властном посту страны он провел в больнице. И все же он успел устроить основательную чистку в верхних эшелонах партийного и государственного аппарата. Из аппаратов ЦК и Совета Министров уволили около трети высокопоставленных чиновников, из 150 руководителей партийных организаций краев и областей 47 были сняты со своих постов. Тюрьму на Лубянке переполнили арестованные по подозрению в коррупции, несколько преступников были расстреляны. Суровой чистке подверглись и кадры милиции. Однако опять же непонятно: это были чистки запятнавших себя коррупционеров или замена просталинских и просоветских кадров на антисталинские, прозападные и либеральные? Если иметь в виду начавшиеся вскоре перемены и поголовное вступление партийных начальников в ряды «демократического» движения с демонстративным сжиганием и выбрасыванием партбилетов, то поневоле возникает вопрос: не были ли эти чистки одним из шагов по подготовке к намечавшейся перестройке?

В правление Андропова, как известно, произошло резкое усиление международной напряженности. Был сбит вторгшийся в советское воздушное пространство южнокорейский самолет с пассажирами на борту, что вызвало бурную реакцию общественности на Западе. Все больше трудностей возникало на переговорах между СССР и странами Запада о сокращении вооружений.

Увидев, что СССР оказался в международной изоляции, Андропов начал предпринимать шаги по налаживанию отношений с ведущими странами Запада, учитывая прежде всего их экономические интересы. Ударными темпами велось строительство газопровода Сибирь – Европа, по которому российский газ шел на Запад, обеспечивая тому повышение эффективности производства и качества жизни.

Это дела. А планы? Какие планы вынашивал «главный чекист СССР», о котором с таким пиететом вспоминают его бывшие сотрудники? Кстати, не только сотрудники, но и ни один вчерашний диссидент, пострадавший от Андропова, не подвергает его сегодня критике, не называет «безжалостным монстром тоталитарного режима». Напротив, в публикациях и на ТВ – только высокопарные эпитеты: «интеллигент», «умница», «утонченный» и т. п. Вспоминают, что Андропов не позволил посадить Солженицына, предпочтя его высылку в США, дружил с Е. Евтушенко, Ю. Любимовым, поддерживал «прогрессивную» и либеральную «Литературную газету». Никому не пришло в голову на волне «демократизации» заговорить о переименовании проспекта Андропова в Москве, хотя в то время в стране менялись тысячи названий городов и улиц.

А вот какой панегирик своему тезке написал Юрий Лужков: «Юрий Владимирович развернул наступление на коррупцию в партийном и государственном аппарате, пытался ограничить произвол милиции, ее криминализацию. Где-то мне попадались цифры, что в 1983 году в каждой области, крае или республике под судом и следствием находилось в среднем 250–300 ответственных работников. Это очень серьезно. Потом, при Горбачеве, все это было свернуто. Можно спорить и гадать о том, каким мог быть экономический курс Андропова и сколько рынка он допустил бы, но несомненно, что теневой экономике он развернуться бы не дал. Не знаю, был бы у нас сейчас капитализм, но бандитского капитализма – точно бы не было. Но дело не только в том, что началось наведение порядка. Люди осознали, что беспросвет, в котором они жили, не вечен, что возможен поворот к чему-то другому, лучшему. Помню такой политологический анекдот про пять противоречий социализма: никто не работает, но планы выполняются; планы выполняются, а ничего нет; ничего нет, а у всех все есть; у всех все есть, но все недовольны; все недовольны, но все всегда «за». В Москве этот замкнутый круг был самым прочным. Казалось, никакого выхода из него нет. И вот приходит человек и говорит, что в нашей жизни не все устроено как надо. Вроде бы самые простые слова, но сказать их тогда с высокой трибуны означало изменить жизнь. Так что вторая причина в том, что Андропов дал людям надежду на другую, лучшую жизнь».

О том, как хотел изменить нашу жизнь Андропов, написал отставной полковник госбезопасности Михаил Любимов в своей мгновенно ставшей популярной