— Я никогда не ем картошку с утра.

— Не будь занудой, — Анфиса обняла Катю за плечи, увлекая в сторону никогда не спящего «Макдоналдса». — Ну, а что же вчера было на похоронах?

— Да ничего особенного. Грусть, печаль, — ответила Катя, — Мохов твой был, между прочим, и повар Сайко тоже. И этот, про которого ты рассказывала — Симонов , Серафим, Такой странный тип. Вел себя как-то чудно. Слушай, а это действительно правда, что он и Воробьева… Ну, что он тогда на нее спорил?

— Ну что я тебе врать, что ли, буду? — Анфиса надула губы. — Я же тебе все рассказала, как было. Надо же, Симочка… Приехал проститься, видно, совесть все же есть. Она, Воробьева, ведь ребенка ждала. Наверняка это его ребенок. Точно его.

— Ты думаешь? — спросила Катя. — А я вот слышала, что она и Сайко нравилась.

— Не знаю, никогда не замечала, — хмыкнула Анфиса, — вряд ли… Говоришь, и Петька Мохов вчера тоже там был?

— Да. А почему это тебя удивляет? Он же знал ее брата, их семью.

— Меня он сам что-то в последнее время сильно удивляет, — сказала Анфиса. — Он очень изменился. Странный тоже стал какой-то. Вчера вечером, между прочим, звонил мне. На себя не похож — пьяный. А он редко напивается, здоровье бережет. А тут вдруг. Я ничего и не поняла из того, что он молол. А это он, оказывается, на похоронах так напился.

— Он что-то хотел от тебя?

— Да нет, ничего не хотел. Просто плакал в жилетку, жаловался: как жестока, подла и несправедлива жизнь.

— К кому несправедлива? К нему? — спросила Катя.

— Да я не поняла. Вроде ко всем, вообще. Петька всегда в глобальных масштабах мыслит.

— Удивительно, что он стал кулинарным критиком. У него ведь родители ученые. Отец профессор.

— Вижу, навели вы уже о Петюнечке справки, — хмыкнула Анфиса.

— Навели, — подтвердила Катя.

— А обо мне?

— Ты сама все о себе говоришь.

— А если я не все говорю? Если вру?

— Ну, это дело твое, — Катя вздохнула, — каждый сам выбирает, Анфиса.

— Мерзко, когда убивают знакомых тебе людей.

— Мерзко, — согласилась Катя.

— А помнишь, я тебя все спрашивала: и как вы там ищете этих убийц? Вот дура-то была, — Анфиса рассмеялась, — что называется, не буди лихо… — Они с Катей входили в стеклянные двери «Макдоналдса». — Ну что, возьмешь картошку?

— Не буду занудой, заказывай, — ответила Катя. — А скажи… Мохов бывает у своего отца в лаборатории, ты не в курсе?

— Бывает, и очень часто. И я была пару раз. Обсерватория помещения сдает. Там как раз часть офисов редакции «Отдыхай с нами» размешается и других изданий. Потом, еще фотостудия.

— И что же, там в этой обсерватории все перемещаются свободно, нет никакой охраны, пропускного режима?

— Пропуска есть. А что? А почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно.

Анфиса усмехнулась и повлекла ее к стойке, где сияла всеми цветами радуги реклама комплексного обеда.

* * *

К половине десятого вся дневная смена ресторана «Алъ-Магриб» вышла на работу. Все были на своих рабочих местах, от судомойки до шеф-повара. Однако двери свои для посетителей ресторан в это воскресенье так и не открыл. Снаружи по-прежнему висела аккуратная белая табличка «Простите, у нас закрыто».

На кухне царило торжественное безмолвие. Но оба повара — Иван Григорьевич Поляков и Лев Сайко — занимались каждый своим делом. Поляков открыл стенной шкаф —г— хранилище пряностей, извлек несколько герметично закупоренных стеклянных емкостей: шафран, кумин, паприка, молотый имбирь, душистый перец.

На разделочном столе стояла бутылка оливкового масла высшей категории. Поляков посмотрел масло на свет, понюхал, затем взял в руки нож и начал мелко рубить чеснок. Налил столовую ложку масла в фаянсовую мисочку, добавил чеснок, затем включил мощный кухонный комбайн, сложив в емкость для смесей нарезанный и замаринованный со вчерашнего дня перец.

Сайко в это же самое время, повернувшись к Полякову спиной и насвистывая мелодию «Битлз», энергично сбивал что-то мешалкой в поставленном на слабый огонь сотейнике.

Шеф-повар Поляков был занят приготовлением ариссы — знаменитой приправы Востока. Повар Сайко готовил кунжутно-медовый сироп для фирменного блюда ресторана — блинчиков ргаиф.

— Интересно, — Сайко первый прервал тягостное молчание, — и долго все это продлится?

— На той неделе ресторан откроется, — коротко обронил Поляков. Он теперь тоже энергично и быстро взбивал перечную смесь в миксере, затем добавил еще две столовые ложки оливкового масла с чесноком и снова включил комбайн.

— Надо будет мастера вызывать, — заметил Сайко, — у вашего агрегата, Иван Григорьевич, мотор ревет. А у меня с утра голова от шума раскалывается.

— С мотором все в порядке, — бросил Поляков, — на кухонных комбайнах, милейший мой, шумоизоляторов не ставят. А если у вас так болит голова, Лева, вы могли бы сегодня просто не приходить.

— Благодарю за заботу о моем здоровье, — откликнулся Сайко.

Обмен фразами был чопорный и вежливый. Но интонация их была просто непередаваемой. В тихой просторной кухне ресторана, где пахло чесноком, оливковым маслом и медом, сгущались грозовые тучи.

— Между прочим, откуда такие сведения, что нам разрешат работать? — снова Сайко первый нарушил паузу. — От Марьи Захаровны?

Поляков молчал. Он аккуратно вылил взбитую смесь в фаянсовую миску, добавил соли, паприки, кориандра. Затем открыл емкость с тмином. Приправа арисса всегда готовилась им впрок. Как старое вино, она должна была быть выдержанной и крепкой.

— Так это Марья Захаровна сказала насчет открытия? — повторил Сайко. Он все колдовал над своим сиропом, упорно не поворачиваясь к шеф-повару лицом. — Что, уже уладили проблему? Взятку сунула, чтобы отстали?

— Лева, вы хоть изредка думаете, прежде чем говорите? — спросил Поляков.

— А что я такого крамольного сказал? У нас проблемы. А без денег сейчас проблем не решишь. Отсюда вывод — раз проблема улажена, то, значит… — Сайко элегантным жестом снял сотейник с огня; — М-да, попали мы в переплет… А, Иван Григорьевич?

— Что? — Поляков осторожно добавлял в свою смесь тмин.

— Попали мы в переплет. Никак я такого не ожидал. Два убийства! — Сайко медленно повернулся. Голубые глаза его пристально, не мигая, смотрели на Полякова. — Надолго нам всем запомнится тот пятничный банкет… Ягненок на углях тогда вам особенно удался, Иван Григорьевич. Да… А этого Студнева, приятеля Авроры… Вы ведь, кажется, его тоже знали?

— А вас это не касается, Лева. Ни с какой стороны не касается. Вы лучше занимайтесь своим делом, — сухо откликнулся Поляков.