Для многих англичан, находящихся на службе в колониях, работающих в Дели постоянно, либо находящихся здесь наездами, Энн Рис-Мор была, что называется, «жемчужиной из жемчужин» Британской короны. Ее красота была сравнима с мягким утром где-нибудь в Херфортшире или с закатом солнца в Раджастане. Улыбка и подростковые черты лица, тело женщины, готовое дарить себя миру, зеленые, слегка влажные глаза — всё это говорило о ней как о создании вне времени и вне моды. Она могла быть веселой и серьезной, эмоциональной и сдержанной, страстной и отстраненной, спонтанной, взрывной и, наоборот, сосредоточенной, вдумчивой. Первому мужчине, которому она отдала бы себя, суждено было вкусить всю прелесть и блеск этого тела, этих глаз, огненной страсти и холодной рассудительности, этой улыбки и изящных губ, сводивших мужчин с ума. Таким мужчиной стал Дэвид Джемисон, пришедший как вор и грабитель и ушедший как завоеватель. С ним Энн будто бы родилась заново. Она отдала ему себя с их самого первого мгновения, без сдержанности, целомудрия или страха и стала его тенью и светом, его королевой и рабыней. Так же, как за пятьсот лет до нее, таковою была жена Шах-Джахана, правителя моголов — Мумтаз-Махал[52]или «Украшение дворца», как ее звали придворные. В память о ней, в Агре, неподалеку от Дели император построил невероятный мавзолей Тадж-Махал. Энн побывала там, несказанно поразившись тому, насколько мужчина любил свою жену, чтобы построить в её честь такой неподвластный тлену и пыли веков памятник. Если бы он мог, Дэвид тоже воздвиг бы Тадж-Махал в честь Энн, назвав ее Украшением дворца и всем смыслом своей жизни. Они любили друг друга так, как, вероятно, никто другой в колониях не любил. На заре этого волшебного XX века, которому ученые предрекали беспрецедентные для всей истории человечества блеск и процветание, Британская Индия жила верностью своей далекой императрице, светлейшей, вечной королеве Виктории. Энн и Дэвид станут заочными свидетелями смерти своей великой современницы, которая случилась через два года после их женитьбы. Между тем, перемены на Британских островах почти не влияли и никак не сказывались на происходящем в колониях: вся Индия сохраняла верность и неукоснительно следовала инструкциям и указаниям, которые уже более полувека назад августейшая королева Виктория довела до сведения здешнего правительства и прочих подданных Короны. В этих указаниях, конечно же, никак не оговаривалась та отчаянная и чувственная любовь, которой были охвачены супруги Энн Рис-Мор и Дэвид Ллойд Джемисон. Было несложно заметить, как они, не слишком церемонясь по поводу условностей, буквально пожирают друг друга взглядами, не таясь в своих желаниях ни перед друзьями, ни перед соседями или сослуживцами. В салонах, в клубе, за официальным обедом или на вечеринке в саду, где собиралась колониальная публика, даже во время воскресной мессы — везде их чувственность, их очевидная невозможность насытиться друг другом неизменно привлекали чужие взгляды и были предметом для чуть приглушенных, вполголоса разговоров. Худшее, однако, происходило, когда они оказывались в стенах собственного дома. Дэвид, как уже было сказано, был игроком и любил игры разного рода, от настольных до постельных, от животной первобытности охоты до высоко интеллектуального жонглирования словами в салонных беседах. Он познакомил Энн с очарованием каменных барельефов и сексуальных акварелей индусов. После этого совсем немногое понадобилось для того, чтобы, в окружении расставленных на полу свечей, под только добавлявшей эротичности москитной сеткой, они предались практическому освоению тех самых поз, которые они видели на стенах храмов и в собираемых Дэвидом книгах. Энн познала в мельчайших подробностях каждый сантиметр его тела, тела мужчины, на которое, как говорили ей, можно смотреть только украдкой. В самой себе она открыла тайны и границы собственной сексуальности, которой, как ее учили, не существует или, во всяком случае, она непристойна и отвратительна. Что до Дэвида, то, прощаясь в конце рабочего дня с коллегами, источавшими зависть вперемешку со злословием, он всегда знал, что дома его ждет такое блаженство и сексуальное сумасбродство, какое никто на его месте не смог бы получить, разве только с женщинами, специально обученными для решения подобных задач. При этом, домашний уют и излишне откровенная улыбка провожавшей его каждое утро на службу супруги лишь подстегивали и укрепляли его трудовой порыв. Он продолжал быть первым среди добровольцев, отправлявшихся в инспекционные и представительские поездки по правительствам штатов. Пребывая подолгу вне дома и вдали от Энн, он не терял присущей ему дотошности и прозорливости, которыми неизменно отличались его отчеты. Разработанные и направляемые им в администрацию доклады становились готовым планом действий.

При всем при том, он, тем не менее, не забрасывал и свои ночные посиделки в клубе, играя в покер до тех самых пор, пока все остальные, кроме него, не падали от усталости, от бренди или от того, что им попросту не везет. Об охоте он тоже не забывал, принимая все предложения к участию в соответствующих экспедициях, касалось ли дело «малой» или «большой» охоты, шла ли речь об одном дне или целой неделе. По правительственным коридорам начинали ходить слухи о том, что его таланты и честолюбие уже давно переросли масштабы Дели. Поговаривали, что его ожидает новая миссия, вдали отсюда, где он сможет уже сам быть хозяином собственных решений. Да и сам Дэвид не ждал какого-то принципиально иного развития событий, плохо скрывая свое нетерпение.

Британская Индия, за пределами автономных княжеств, была поделена на семь провинций, во главе каждой из которых стоял губернатор. Однако если губернаторы были, в первую очередь, представителями вице-короля в провинциях, с функциями представительской и верховной судебной власти, настоящее правительство колоний держалось на плечах примерно восьмисот «окружных коллекторов» — управляющих округами, на которые, в свою очередь, делились провинции. Все они были англичанами, элитой индийской Гражданской администрации. В советниках при них, довольно часто, находились туземцы. Жили коллекторы в прямом контакте с местным народонаселением и с их проблемами, к компетенции представителей местной власти относились все вопросы, начиная со сбора налогов и судопроизводства, заканчивая строительством и проектами, связанными с ирригацией и водоснабжением. В свои тридцать лет Дэвид был еще слишком молод, чтобы рассчитывать на назначение в качестве «окружного коллектора». И все-таки, три года работы в княжестве, четыре в центральном аппарате правительства, а также командировки, практически, по всей территории колонии, давали ему преимущество в виде опыта, которым мало кто располагал.

Поэтому, когда однажды утром его вызвали в кабинет вице-короля, где, как выяснилось, его ожидал разговор один на один с лордом Керзоном, он понял, что в эти минуты решается его ближайшее будущее.

— У меня есть для вас одна задача, Джемисон. — Лорд Керзон всегда говорил тоном, не предполагавшим каких-либо сомнений или возражений в отношении того, что он собирается сказать. — Однако на этот раз речь не идет о командировке, а о должности, на которую я хочу вас назначить.